И он бы очень удивился, если бы узнал, о чем сейчас думает генерал Сорока, потому что Сорока, конечно, имел виды на милицейское управление, и своего зятя, молодого полковника из Краснодарского УФСБ он уже перевел к себе, чтобы тот мог войти в курс местных дел перед тем, как его назначат начальником УВД – но и все, больше никаких интриг Сорока не строил, и убийства милиционеров сбили с толку и его. Кто их убивает, зачем? Говорили об этом с губернатором, и губернатор, на которого произвела впечатление политическая теория Богдана Сергеевича, хоть и не поделился ею с Сорокой, но сказал ему, что было бы неплохо выяснить, нет ли тут какого-нибудь экстремистского следа, а то мало ли – распоясались ведь в последнее время, распустились.

О чем Химич никогда не рассказывал Шише – Химич писал рассказ, а может быть, повесть, а может быть, роман, или даже снимал кино. Он сам так и не определился с жанром. Наверное, надо начать с того, что на самом деле он ничего не писал и не снимал – просто когда было свободное время, сидел и придумывал. Какая разница, где книга – у тебя в руках или в голове?

Книга (или фильм, но скорее книга, потому что Химич мысленно проговаривал текст) называлась «Кубик Рубика», и на этот счет в ней была специальная глава, лирическое отступление, что русская история – она как кубик Рубика, в котором ячейки можно переставлять местами в каком угодно порядке, кубик все равно так и будет кубиком, все останется на месте. Действие происходило в девятнадцатом году где-то в России, уездная Чека – старый особняк с забором, обтянутым колючей проволокой, часовой у входа, гараж, в котором расстреливают, заводя автомобиль, чтобы на улице не было слышно криков и выстрелов. Во дворе уборная, и в ней иногда топят арестованных – окунают в яму и держат, потом поднимают, и если жив, то все подписывает.

И начальник Чеки, в разных вариантах у Химича он был то евреем, то латышом – усталый, чернявый, в пенсне, по-русски говорит с акцентом, и к нему приводят на допрос очередного арестованного – в грязной белой рубахе, истерзанного, в крови. И вот начальник его спрашивает – Ты кто?

– Сидоров Иван Иванович, – отвечает арестованный.

– Откуда?

– Из города Гусева.

– Здесь как оказался?

– Ехал домой от тетки, перестали ходить поезда, сидел на вокзале, тут подошли ваши бойцы, забрали.

– В Гусеве кем работаешь?

– Слесарь в железнодорожных мастерских.

Молчание. Усталый чернявый в пенсне шелестит бумагами. Что-то ищет. Нашел.

– А вот товарищи из Гусева пишут, что Иван Иванович Сидоров вовсе не слесарь в железнодорожных мастерских.

– Да слесарь я, слесарь, – человек в рубахе чувствует неладное и начинает блажить, но чекист достает из вороха бумаг фотографию – может быть, она вернет Сидорову память?

На фотографии Иван Иванович Сидоров – в форме МВД Российской Федерации с погонами майора. Сфотографирован на фоне двери, и на двери табличка – «Начальник ОВД майор Сидоров И. И.» Вот и все.

– Слесарь, да? – чекист прищелкивает пальцами, что на языке чекистских жестов значит – «в расход». Орущего Сидорова уводят двое с винтовками, и он уже знает, что сейчас в гараже заведут автомобиль. А в кабинет заводят нового человека – кажется, популярного телеведущего. Чекист изучающе смотрит ему в глаза – ну-с, что ты мне сейчас наврешь?

Нацболы, «Левый фронт», «Славянское братство», ДПНИ, РНЕ, «Балтийская республиканская партия», торговец антиквариатом со специализацией на немецко-фашистском наследии, двое родноверов, они же – открытая гей-пара, и еще человек из международной НКО, не местный, но давно тут уже работает. Всего десять человек – это первые, о ком получилось вспомнить.

Генерал Сорока – в штатском, высокий, красивый, сидит в главе стола, смотрит то влево, то вправо. Зацепился взглядом за антиквара, уставился ему в глаза – все, есть контакт, теперь можно поговорить.

– Я, конечно, извиняюсь, что мы вас всех так сюда выдернули, – тихо кашлянул, как будто волнуется; всех десятерых в течение дня задержали оперативники управления, доставили силой. – Надеюсь на ваше понимание – от методов моих подчиненных я и сам не в восторге, пробовал перевоспитывать, но вы видите – все без толку. Я хотел вас всех сюда пригласить по-человечески, без лишних формальностей. У нас, знаете, когда-то была такая практика неофициальных бесед, и вот сейчас мне бы хотелось, чтобы мы с вами провели неофициальную беседу. Я буду очень вам благодарен, если все, что вы здесь услышите, останется между нами, но, конечно, никаких подписок брать с вас не собираюсь, просто надеюсь на вашу порядочность.

Последний раз такую речь генерал Сорока произносил лет, наверное, тридцать назад в УКГБ другой, давно уже заграничной области, когда накануне московской Олимпиады пришлось срочно выдворять из страны безобидного областного диссидента, и Сорока, тогда всего лишь старший лейтенант, инструктировал его на предмет того, что если он будет там за рубежом много себе позволять, то руки у нашего ведомства длинные, найдем и обезвредим.

Теперь он генерал, но и диссидентов перед ним – десять, то есть нужно в десять раз больше обаяния, в десять раз больше улыбок, в десять раз больше убедительности. Обстановка, приближенная к боевой.

– Почти со всеми вами нам уже приходилось разговаривать по разным поводам. Давайте говорить прямо, в друзья я к вам не набиваюсь и о любви не прошу. Цели у нас с вами разные, интересы не совпадают, и вы наверняка уверены, что разговаривать вам со мной не о чем.

Пауза.

– Но вы ведь знаете, что сейчас происходит у нас в области. Не было такого никогда, случай беспрецедентный. Какие-то подонки объявили войну правоохранительной системе. Есть версия, что речь идет об умышленной дестабилизации социально-политической обстановки в регионе.

Снова пауза.

– Мы найдем их. Область маленькая, со всех сторон государственная граница, убежать они никуда не смогут, работает милиция, работает Следственный комитет, работаем мы. Но именно в порядке дружеской беседы я хотел бы поинтересоваться вашим мнением по поводу происходящего. Что вы об этом думаете, что знаете, что слышали.

Первым заговорил представитель НКО, который сказал, что его веселит ситуация, когда начальник областного УФСБ собирает у себя всех известных ему врагов государства и намекает, что ждет от них признания по поводу серии преступлений – «нет, я догадывался, что в вашем ведомстве все обленились, но чтобы до такой степени – этого и представить не мог».

Ну и дальше пошел совсем балаган, как на телевизионных ток-шоу. Геи-родноверы сказали, что, наверное, милиционеров убивают какие-то другие милиционеры, которые с ними чего-то не поделили. Человек из «Славянского братства» предположил, что в регионе появилось исламское бандподполье, и если генерал согласен, то братство поможет правоохранительным органам навести порядок хотя бы на продовольственных рынках региона, а можно и на вещевых. Нацбол сказал, что, наверное, милиционеров убивают западные спецслужбы. Антиквар сказал, что бытовуха. Больше никто ничего не говорил.