Лос-Анджелесе. Прошел дождь, а потом ветер прогнал тучи и смог в море. Теперь небо было ярко-синее, а воздух прозрачным, так что можно было разглядеть снег на горе Болди. Пригревало солнце, и все казалось чистым, блестящим и новым.

Я опустил окно.

— Ничего, если я выпущу Лулу из переноски?

— Давайте.

Я открыл дверцу переноски. Лулу радостно выбралась наружу, задние лапы уверенно поставила прямо мне в пах и приподнялась, чтобы высунуть длинный черный нос в окно.

— Значит, вы его телохранитель? — спросил я, только чтобы что-нибудь сказать.

— Я делаю все, что нужно. Вожу машину. Хожу по поручениям. Напоминаю, куда ему нужно сходить. Ну и охраняю, да. Конечно, Санни теперь не так часто на публику выходит. Оно того не стоит. Его слишком часто донимают. Ему нужно контролируемое окружение. Он почти каждый вечер дома. Санни любит читать книги по самоусовершенствованию. Ему Лео Бускалья[25]очень нравится. А то еще мы берем фильмы напрокат из видеосалонов. Он обожает Пола Муни. А еще Джона Гарфилда, Джимми Кэгни…

— А собственные фильмы? Найта и Дэя? Он их смотрит когда-нибудь?

— Нет. Его они не интересуют. И прошлое тоже. Санни и со старыми друзьями не общается. Раньше он часто закатывал приемы, вечеринки. Дин Мартин с женой обычно заходили. Сэмми с Олтовайз[26]. Джек Уэбб с женой. Дженнингс Лэнг. Теперь он с ними не общается. Только Конни, его бывшая жена, иногда заскакивает, и все. Он теперь вроде как затворник, наверное. Но знаете, сейчас с ним гораздо приятнее иметь дело, чем раньше, когда он пил и принимал таблетки.

— И какой он был тогда?

Вик пожал плечами.

— Депрессивный, сентиментальный, склонный к самоубийству, неприятный, агрессивный — выбирайте, что больше нравится. Закатывал истерики. Пару раз приходилось его удерживать, чтобы он не полез в драку. Обычно он каждый вечер напивался, проходил все стадии смены настроения, потом отрубался. Я его относил в постель. Иногда он возбуждался и пытался сбежать через заднюю дверь, взять машину и укатить бог знает куда. Я в конце концов каждый вечер стал снимать крышку трамблера. У меня прямо сердце кровью обливалось. Понимаете, я сирота. Я ему многим обязан. Нет, даже больше того — я его люблю как отца. Вы понимаете, о чем я?

— Вполне.

— Санни талантливый человек, очень гордый и очень неуверенный в себе. Теперь все намного лучше. Здоровый образ жизни. Мы вместе тренируемся — бегаем, плаваем. Правильно питаемся. Я ему массаж делаю. Теперь стало гораздо веселее жить. — Он глянул на меня, потом быстро перевел взгляд на дорогу. — Знаете, я считаю, эта книга ему будет полезна. Но только вы не вздумайте все ему испортить.

— Я? Каким образом?

— Ну вы же пьете, да?

— Не больше, чем любой другой писатель-неудачник.

— В общем, не пытайтесь его снова на выпивку подсадить. Ему трудно было выйти на правильный путь. Если он с него собьется, я очень расстроюсь. Понятно?

— Да, Вик, понятно. Спасибо за откровенность.

Вик съехал с шоссе на извилистый бульвар Сансет и поехал в Беверли-Хиллс, где зимы вообще не чувствовалось. Зеленые газоны. Повсюду цветы. Опущенные крыши спортивных «Мерседесов-450SL». Лулу так и ехала, высунув нос в окно. Ей, похоже, нравился запах Беверли-Хиллс. Для любительницы консервированной макрели у нее всегда были довольно изысканные вкусы.

— Значит, вы у Санни и живете? — спросил я.

— У меня комната внизу. Телевизор, ванная, все дела. Еще в доме живет Мария, экономка. Секретарь приходит на неполный день, и садовник тоже. Ну и еще Ванда сейчас с нами живет.

Вот это было уже что-то новенькое. Насколько я помнил, отец с дочерью друг друга не переносят.

— Правда?

— Да, теперь у них отношения более-менее наладились. Раньше-то они жутко скандалили. Похоже, когда-то Ванда совсем без тормозов была. Я еще не работал в то время, когда она снималась. Помните ту сцену во французском фильме «Рай», когда она посреди ночи пробирается к графу в постель, совсем голая, и начинает тереться об него, а он просыпается и не знает, что…

— Помню, да.

По-моему, это самая эротичная сцена во всей истории кино. — Вик сказал это с большим почтением.

— А чем она сейчас занимается?

— Готовится к экзамену на лицензию агента по недвижимости.

Вик свернул с Сансет на Кэнон, в сторону Бенедикт-Кэньон, и дорога пошла вверх. Чем дальше мы забирались, тем уже она становилась, а когда мы выбрались за пределы Беверли-Хиллс, начались ухабы.

— Думаю, вам понравится Ванда, — продолжал бубнить Вик. — С ней интересно поговорить. Она тоже много пережила. Пару раз даже лежала в психушке.

— Я не знал.

— Но теперь она гораздо лучше понимает, кто она и чего хочет. В конце концов, скоро ей сорок. Она сильная. В этом они с Санни похожи. Во всяком случае, такое мое мнение.

— У вас, я смотрю, много мнений.

— На этой работе остается много времени для размышлений.

Дом Санни стоял неподалеку от Бенедикт-Кэньон, в небольшом тупичке милях в пяти над Сансет, за большими воротами с электронным замком. Вик открыл ворота пультом, а закрылись они за нами автоматически. Мы проехали через обширный благоухающий сад апельсиновых и лимонных деревьев, потом мимо зеркального пруда, аккуратно обсаженного пальмами. Двухэтажный дом, претендующий на романский стиль, смахивал на огромный мавзолей. На самом деле все это ухоженное поместье напоминало мемориальный парк.

В прихожей легко поместилась бы вся моя квартира, а за столом в парадной столовой легко бы расселась пара дюжин человек, не касаясь друг друга коленями. Гостиная была высотой в два этажа и сплошь из стекла. Через нее протекал ручей, а деревьев и травы там хватило бы на реквизит для фильма про Тарзана.

Вик нажал на кнопку. Зажужжал механизм, и стеклянный потолок поехал вверх, пропуская в гостиную еще больше света.

— Если б все жили в стеклянных домах, — сказал Вик, — никто бы не бросал в другого камень.

Я молча посмотрел на него.

— Шутка Санни, — объяснил Вик.

Кабинет Санни находился возле гостиной, за двойными деревянными дверями. Стены там были обшиты панелями, пол устлан ковром. Столешница представляла собой огромную плиту черного мрамора. Повсюду висели почетные таблички, награды, фотографии с автографами — фотографии Санни с тремя, четырьмя, пятью разными президентами США, с Фрэнком Синатрой, с Бобом Хоупом, с Джеком Бенни, с Граучо Марксом. Фотографии с Гейбом Найтом отсутствовали. Над черной кожаной тахтой висел рекламный постер «Мойдер Инкорпорейтед», над камином — парадный портрет маслом, изображавший Санни в образе грустного клоуна из «Большой арены». На щеке у него блестела одинокая слеза.

— Впечатляет. А все