—Как тыможешь так, говорить⁈ Себя взеркало видел⁈— графиня еще более повысила голос.— Немедленно ложись надиван,— она указала натот, что стоял увторого окна гостиной,— Ясама решу, что тебе нужно. Тысейчас невтом состоянии, чтобы своевольничать. Надежда Дмитриевна! Скорее сюда! Айлин, стой пока здесь, потом расскажешь всю правду, что случилось. Так полицию… Полицию пока ненадо,— последнее она сказала уже негромко.

Нет, японимаю, мама есть мама: материнская забота, обалдение отмоего вида… только ненужно мной, вольным Астерием, управлять как маленьким мальчишкой.

—Вобщем так, явванную, принесите кто-нибудь чистую рубашку ибрюки,— решил я, скидывая туфли итут жепоймал насебе прямо-таки огненный взгляд маминых карих глаз. Так ихотелось сказать: «Да, явас понимаю, Елена Викторовна, прежний Сашенька был несколько более покладист. Придется вам, ваше сиятельство, привыкать кпеременам. Ихбудет много». Повернулся кСиницыной ипопросил:— Айлин, пожалуйста, присядь пока вкресло. Ябыстро.

—Саша!— Елена Викторовна резко качнула головой, разметав каштановые локоны.— Тыпочему вредничаешь⁈

—Потому, мама. Потому, что ялучше знаю, что мне сейчас нужно. Янехочу уделать диван кровью. Мне некомфортно вгрязной, липкой одежде. Все, вопрос мелочный ионисчерпан!— янаправился покоридору, подсвеченному кристаллами вдымчатом стекле. Сделав несколько шагов, обернулся:— Инасчет «всей правды»: Айлин неможет еезнать. Она опоздала кначалу этого представления смордобитием. Всю правду знаю только я.Вернусь, расскажу. Амою подругу ненадо мучить расспросами.

—Выпосмотрите нанего!— вспылила графиня.

Яспиной почувствовал, как она недовольна своим сыном. Все-таки прежний Сашенька был немного послушнее. Что поделаешь: взрослеем, борзеем.

Нелюблю ванную напервом этаже: она гораздо меньше икакая-то неудобная. Откерамической плитки, бежевой сголубыми прожилками, веет холодом. Зато здесь большая раковина, сверкающая начищенной медью. Над ней удобно мыться, если попояс. Что яисделал, оставшись лишь вбрюках, которые расстегнул иприспустил, смыл ссебя подсохшую кровь. Осторожно омыл лицо, некоторое время разглядывая его вбольшом зеркале, внефритовой рамке. Да, рожа моя знатно отхватила: заплывший глаз стал еще темнее, губы точно багровые вареники. Иухо опухло. Теперь япохож наэтакого уродца. Стакой веселой физиономией кКовалевской точно неподкатишь. Однозначно вшколу завтра непойду. Хотя очень надо. Последний месяц перед выпускными самый важный. Впрочем, кто это говорит? Прежний Саша Елецкий? Успокойтесь, граф, школа— далеко несамое важное вжизни. Впрочем, как иакадемия. Скажу более: влюбой жизни вообще нет ничего важного. Ночтобы отдуши играть вявление под названием «Жизнь», некоторую важность все жепридавать надо, нотолько дозировано. Яподмигнул себе единственным открытым глазом— карим, как умамы, сзеленоватым оттенком, доставшимся ототца.

Когда явернулся вгостиную, облаченный вдлинный велюровый халат, Айлин шла квходной двери.

—Тыкуда?— удивился я.

—Айлин идет домой,— строго сказала мама, провожавшая ее.— Ейуже пора, атебе следует подняться всвою комнату илежать доприхода врача.

Вот тебе на! Как женехорошо получается!

—Пусть тогда Айлин тоже идет вмою комнату,— янахмурился, понимая, Астерий, который иесть я, нестанет мириться нискакими ущемлениями.

—Нет. Мыуже все решили. Она уходит,— настояла графиня.

—Прости, япойду,— Синицына опустила голову инаправилась квыходу.

Язнаю, Айлин боится мою маму, считая ееочень строгой.

—Постой,— яостановил ееудвери.

Мывместе сошли соступеней нашего родового особняка.

—Извини, что так вышло. Мама слишком волнуется из-за меня. Тыей, вообще, что сказала?— явзял ееладошку, которая была испачкана моей кровью.

—Сказала, что чуть отстала оттебя возле школы, акогда догнала, тыуже лежал наземле. Язакричала, какие-то четверо незнакомых оставили тебя иушли через пустырь,— ответила она.— Примерно так ибыло. Про Сухрова нестала говорить. Боялась ляпнуть что-нибудь нето.

—Молодец,— яобнял ееи… поцеловал вгубы.— Про Сухрова маме вообще нельзя говорить.

—Саш!— она невырывалась, наоборот прижалась комне потеснее юной, такой аппетитной грудью. Потом, взволнованно дыша, сказала:— Саш… ятебя люблю.

Она сказала это непросто так, как иногда вырывается унас впорыве эмоций. Сказала по-настоящему, очень серьезно изсамой глубины. Теперь взволнованно задышал я.Обнял еееще крепче, незная, что ответить. Сколько раз япроходил через это! Сколько раз всамых разных мирах сразными девушками! Ипочти всегда после этих слов впадал вступор. Наверное, яникогда непривыкну кним.

—Неговори ничего,— сказала Айлин, наееголубые глаза накатили слезы.— Прости меня. Япойду.

Она вырвалась ибыстро зашагала прочь.

Когда явошел вдом, мама стояла рядом сокном. Несложно догадаться, она видела произошедшее вдесяти шагах отдверей дома. Слышать слов Айлин она немогла, носцена, развернувшаяся перед ееглазами, изтех, когда слова ненужны.

—Надеюсь, тынестроишь никаких планов наСиницыну?— строго спросила графиня.

—Пока незнаю. Авчем вопрос?— яприподнял бровь.

—Яжеговорила: она неможет быть тебе парой. Обрати лучше внимание надочь барона Евстафьева. Мыскоро будем уних вгостях,— мама испытывающее смотрела наменя.

Дочь Евстафьева… Черт, вот здесь моя память дала сбой. Янепомнил ееимени. Только отчасти припоминал, что она полненькая, чуть конопатая исбольшими странностями. Иеще что-то такое вертелось вголове, нонеприобретало ясности.

—Мам, она жетолстая,— улыбнулся я.— Невмоем вкусе.

—Она очень миленькая. Итыейнравишься,— она отошла отокна исела надиван.

—Окаких глупостях мысейчас говорим? Нет, тысерьезно⁈ Тыженить меня собираешься?— яусмехнулся, отчего стало больно вживоте.— Уменя впереди академия. Ивообще эта тема сейчас очень несвоевременная.

—Согласна,— графиня кивнула.— Япросто нехочу, чтобы тыуделял много внимания Синицыной. Рассказывай, что стобой случилось. Только всю правду. Если все так, как сказала Айлин, тообязательно нужно обратиться вполицию. Яочень боюсь затебя, Саш. После того случая намосту, молюсь почти каждый вечер. Если уверен, что хорошо себя чувствуешь, присядь рядом ирасскажи все как есть.

Мне захотелось закурить. Сигареты явытащил изгрязной одежды. Сейчас они лежали вкармане халата, ноеще раз неприятно удивлять мать засегодняшний день неследовало. Поиграв пальцами картонной пачкой, яприсел накрай дивана.

—Дачто рассказывать. Вышло примерно тожесамое, что тогда намосту. Только вэтот раз напало недвое, ачетверо. Вряд лиони хотели ограбить. Покарманам нелазали, услышав крики Айлин, поспешили уйти. Вот, собственно, ивсе. Хотя нет…— яподумал, что сказанное еще больше растревожит мать идобавил так:— Хочешь верь, хочешь нет, сама Артемида заступилась заменя. Яслышал ееголос прямо вголове. Небесная сказала, что тымного молилась ей, итеперь япод еезащитой. Сомной ничего неможет случиться плохого.