И я вам скажу, откровенность за откровенность. Завтра в полдень я уплываю на Лумберский маяк, работать там буду. Все у нас думают, что я должен быть огорчён этим: сообщение плохое, край света, так сказать… А я хочу туда, на край. Я думаю, мне хорошо там будет, легче. Мне, вообще говоря, везде хорошо, потому что… Потому что везде плохо. Парадокс. Понимаете?

– Ещё как понимаю! Я знаю это настроение, – задумчиво сказал мужчина. – Женщину вам нужно, без женщины здесь пропадёшь. Без женщины везде плохо, а с женщиной везде хорошо. Простая истина. – Он взялся за рюмку. – Давайте за знакомство. Алексей меня зовут, и за женщин, за семью.

Игорь тоже назвал себя. Они выпили.

– Да, признаться, хочется уже семью, своего угла, детей, – сказал Игорь.

– Это же естественно! Через женщину жизнь найдёшь, только через женщину, через жену. – Алексей тяжело вздохнул. – Носился перекати-полем по свету и жизни не видел, а она меня к земле притянула – через неё пил силу земли, вкушал радость бытия. Вы мне простите высокий слог, я ведь журналист, газетчик, в местной газете работаю. Но она стоит этих слов. – Он вытер кулаком слёзы, стоявшие в глазах. – Вначале-то было трудно, всё тянуло куда-то. И сколько раз хотелось тогда кричать ей: держи меня! замани, приворожи, обвей, оплети и держи! ты ведь женщина, ты всё можешь. Но я не вполне себе доверяю, если мне чего-то очень хочется. И тогда вначале я и не думал относиться всерьёз к нашим отношениям, к тому, что с моей проклятой кочевой жизнью покончено навсегда. Но увидел, что относится всерьёз она, и так это было ново и хорошо, что не посмел ей перечить, – ведь она спасала меня!

Алексей опустил голову и замолчал, словно собирался с силами, чтобы продолжать свой рассказ.

– Когда она сказала, что будет ребёнок, сначала испугался. Всё, думаю, теперь уж всё кончено, пути назад нет. Промучился всю ночь. Но когда легла на сохранение, мучился уже другим страхом. Теперь-то что же: ведь если не станет этого звена, что нас свяжет? Так будет хоть долг, а тогда, не дай господи, что будет!.. Не верил я в своё чувство. Глядел на себя как бы со стороны, и казалось мне, что играю в увлечение, в любовь. Тогда только одно и укрепляло – её серьёзность, она одна хоть ненадолго вселяла уверенность. И я держался за неё, за её веру. Я верил в свою любовь её уверенностью. Такое было начало. Потом уже стала налаживаться жизнь, ростки пустил: трёх ребят она мне родила. Всё бы хорошо, живи да радуйся, так вот…

Хотя Игорь не собирался засиживаться, выходили они из ресторана последними. Он рассказал Алексею о своём знакомстве с Людмилой:

– Написал ей письмо, а она не пишет.

– Мало ли что. Может, письмо пропало, может, ещё что-нибудь. Нет, пишите снова. И убедите, что вы лучше всех.

– А если я так не считаю?

– Считать можете, что угодно, а убедить надо в обратном.

Они расставались большими друзьями. Так бывало всегда: самые лучшие отношения у Игоря устанавливались с теми, с кем он должен был вскоре расстаться.

6

Если б и меня кто-то так же приворожил и обвился вокруг, думал Игорь, возвращаясь в гостиничный номер, я бы согласился на всё, даже на пять лет такой жизни, лишь бы увидеть вблизи посвящённое мне чувство. Пока же надо привораживать самому. Конечно, не по правилам это: тот, кто хочет покорить хорошенькую девушку, не станет много рассказывать о себе. Но за правилами прячутся те, кому нечего о себе сказать.

Придя в номер, он сразу же, несмотря на поздний час, сел за письмо.

«Что же вы не пишете, Людочка? Своё письмо я отправил сразу, как приехал сюда, а от вас ни слуху, ни духу. Дело ясное, у вас диплом, хлопот по горло. Я, конечно, свободнее, мне и писать. Я и пишу.

У нас здесь разгар полярной ночи, самая глухая пора. К тому же, и командировка моя нынешняя кажется мне особенно тягостной. Может, устал ездить и от Севера устал? А может, и тут влияние полярной ночи? – она ведь не всегда действует на людей явным образом.

Завтра я ухожу-уплываю на Лумберский маяк. Если хотите знать, где это, возьмите карту. Видите мысок возле того места, где в море впадает большая река? На самом кончике этого мыса и стоит маяк. Это так далеко от нашего городка, не километрами, скорее, а психологически, что даже отсюда он кажется краем земли. Каким же далёким и недоступным он должен казаться оттуда, где вы сейчас! Почты там нет, конечно, и письма ваши, если они придут, я получу только через месяц, вернувшись в городок.

Разумеется, я не раз уже бывал в таких уголках и не мог прежде не задумываться со страхом, а есть ли выход оттуда. Теперь я знаю, выход есть: дороги и тропинки, воздушные, морские и сухопутные, связывают любую, невообразимо далёкую точку земли с Большой землёй. Это поразительно, учитывая то, как непохожи ни на что известное условия жизни и природа там, как порой фантастично, почти нереально то, что окружает тебя там. Только ты сам со своими мыслями и чувствами тот же, всё остальное – новое, чужое. И это, возможность исхода откуда бы ни было – радость и надежда. Значит, нет безвыходных положений, значит, куда бы ни забросила судьба, какому бы испытанию ни подвергла – отчаиваться не нужно.

Из прошлого письма, если бы вы прочитали его, вы могли бы подумать, что я доволен своей жизнью на Севере. На самом деле, это не так, не совсем так. Я стал кочевником, даже дома меня называют квартирантом. Моя жизнь неустроена и беспорядочна, а главное, она одинока. Но я верю, есть выход и из неё, выход в другую, более счастливую жизнь. Помните, я просил вас познакомить меня с вашими друзьями – это я просил впустить меня в другую жизнь. Знайте, Люда, вы для меня точно зелёный луч. Зелёный луч – это оптическое явление в земной атмосфере, мгновение, отделяющее день от ночи, свет от тьмы. Это и память о ясном дне, о солнце, и его затмение, угасание.

Зелёный луч, вы для меня связь, чуть не последняя, с людьми, с миром и с жизнью. Да, с жизнью! – ведь тут угасаю я… Порой мне кажется, жизнь уходит из меня. Вы не могли не заметить этого во время нашей встречи. И всё же не судите обо мне