покровом. От этого, наверное, и ещё оттого, что работал он постоянно на ветру, лицо у него было вечно красное и в тепле лоснилось. Ему всегда и везде было жарко. Днём, несмотря на холодный пронизывающий ветер или снегопад, он ходил без шапки и с расстёгнутым воротом штормовки. В обеденный перерыв стоило ему прилечь на кровать, как он тут же засыпал, а ночью во сне он храпел и сбрасывал с себя одеяло. Ему было около тридцати, но он всё ещё не был женат.

– Мать гонит жениться, – рассказывал он, – а мне уже трудно кого-то выбрать, надо было раньше.

– Меня тоже гонят, – вторил ему Игорь, – а я им, только чтобы их успокоить, говорю: хочу ещё погулять, успею ярмо на шею надеть. Хотя у меня эта, так называемая гулянка в печёнках сидит.

– Меня лично эта гулянка, то есть, по-простому говоря, лёгкие связи, вполне устраивает, – признавался сосед, – на другое я, наверное, больше и не способен…

Однажды они собирались ложиться спать, когда пришёл Олег, служащий маяка. Он был в кителе без погон, в галифе и в сапогах. Его седеющие волосы с макушки были начёсаны на лысеющий лоб, туда же вперёд ко лбу, на манер модников стародавних времён, были зачёсаны височки гостя – поправляя, он постоянно приглаживал их. Олег был уже изрядно пьян, а из кармана его кителя торчало горлышко бутылки. Пожав хозяевам для знакомства руку, он сел на стул, положив ногу на ногу. Разговор вначале пошёл философский: что молодые люди думают о любви и что лучше, любовь к женщине или любовь к богу. Не дожидаясь ответа, гость сам же и вынес приговор:

– Любовь к богу!

– А с женщинами как же быть? – спросил ехидно Луценко.

– Любить женщин? – Олег усмехнулся и, вальяжно откинувшись назад на спинку стула, чуть не опрокинулся вместе с ним. – Да это же временное чувство. Любовь к богу – вневременна! – Он поднял к потолку указательный палец с длинным, жёлтым от табака ногтем и торжественно возвестил. – Вневременна!

Спорить с ним не стали, потому что хотели скорее от него отделаться. Бессильный против пьяных отрыжек, Олег пытался говорить красивым горловым голосом, вставлял в свою речь изысканные, хотя уже вполне старомодные выражения.

– Может, выпьем? – Гость взялся за горлышко бутылки, обнаружив, наконец, истинную цель своего появления.

Луценко и Игорь, переглянувшись, пожали плечами и промолчали.

– Так-так, – промолвил Олег, поправляя свои височки. – Я так понимаю, что выпить со мной здесь не желают. Неужели я так пал?

И на этот раз никто не нашёлся что-то ему возразить.

– Ну, что же, честь имею.

Шумно подвинув стул, Олег резко поднялся – тогда стало видно, что ширинка на его галифе была расстёгнута, а конец ремня забавно свисал точно между полами кителя. Галантно поклонившись, он вышел.

– Дуреют мужики, не знают, чем заняться, – рассмеялся Луценко.

– Я думаю, это от одиночества, – дал своё объяснение Игорь.

– Олег, насколько я знаю, хороший семьянин, имеет двоих детей, все деньги жене отдаёт.

– И всё-таки на Севере особенно много одиноких людей, – стоял на своём Игорь.

– С чего ты взял? Их – как везде. Просто ты как приезжий чаще попадаешь на них в гостинице, в ресторане или на улице. Те ведь, у кого всё есть, там не живут, туда не ходят и там не ищут, им нечего там искать, у них всё есть дома. Если б ты в свой город приехал тем же, кем ты приезжаешь сюда, ты увидел бы, что одиноких людей у вас столько же, если не больше.

Игорь не отважился признаться собеседнику, что один из таких одиноких людей находился как раз перед ним. Но это несостоявшееся признание навело его на встречную мысль:

– Конечно, больше, я и не спорю. Так вот Север и забирает этих лишних людей. Там, в городе, среди миллионов они не заметны, а здесь, среди двух-трёх десятков тысяч сразу бросаются в глаза.

Луценко почесал затылок.

– А что, может, и так – тебе, приезжему, виднее.

10

Обследовав объект в целом и выполнив сверх задания, данного бригадиром, необходимые работы в одной, большей его части, Игорь составил ведомость дефектов и недоделок в другой, меньшей части. В этом не было ничего удивительного: бригадир мог знать только приблизительно состояние дел на объекте, в данном конкретном случае, к тому же, столь удалённом. Передав копии составленной бумаги представителям заказчика и монтажной организации, он с оказией, небольшим береговым катером, перебрался в посёлок Дальний. Посёлок этот был связан регулярным морским сообщением с Большой землёй, казался поэтому ближе к ней. Он успел вовремя, потому что начались шторма, и никакое судно не могло больше подойти к неприступным скалистым берегам маяка.

Игорь поселился в небольшой поселковой гостинице, там, где отвесная, обросшая мхом скала с потоками застывшего жёлтого льда на ней, подступив к берегу, прижала дома посёлка вплотную к воде и заставила их выстроиться в одну линию. Здесь он нашёл с десяток сослуживцев, съехавшихся сюда с разных объектов из глубины материка и с побережья. Они заняли одну просторную комнату и стали ждать корабль на Большую землю. Оставались считанные дни до Нового года, поэтому все они, застигнутые непогодой и оказавшиеся без дела, мечтали скорее сесть на корабль, добраться до дому и встретить праздник в кругу родных и друзей. Каждый день, проснувшись, соседи Игоря с надеждой всматривались в окно на бухту: что там, не стих ли ветер, не успокоилось ли море, не пришёл ли корабль с Большой земли. О состоянии моря и перспективах прихода корабля сообщал также установленный наверху сопки на вышке условный указатель погоды – в тёмное время дня огни его были отсюда далеко видны.

Однако шторма не кончались: каждый день в бухте на рейде качались на волнах всё те же баржи, и не гаснул на вышке всё тот же зловещий красный крест – «штормовое предупреждение». Иные соседи ввиду этого «ложились на грунт», как они это называли, то есть целыми днями спали или просто лежали на кроватях, и поднимались только затем, чтобы сходить в столовую. Не желая поддаваться подобному «упадочному» настроению, Игорь ходил проветриться на берег реки.

Где-то в верховьях река была, конечно, укрыта толстым слоем льда и снега, а здесь у моря, в своём устье, как и море, река не замерзала. В отдалении от посёлка стояли тут несколько деревянных домиков, что-то вроде летних дач местных жителей. Сейчас в них никто не жил. Предприимчивые неленивые люди, владельцы домиков, развели на небольших, свободных от каменных осыпей