разоблачалось лечение стволовыми клетками не поддающихся исцелению заболеваний нервной системы (например, бокового амиотрофического склероза и повреждений спинного мозга). Широко распространено мнимое исцеление аутизма: витамины, БАДы, пищевые добавки, инъекции стволовых клеток, слабительные и очищение организма от тяжелых металлов при помощи хелатотерапии. Пациенты готовы лететь за океан, чтобы пройти необычное и дорогостоящее, но абсолютно бесполезное лечение любого недуга. Даже Стив Джобс пошел на поводу у людей, которые практиковали ненаучные методы и холистическую медицину. Из-за этого он обратился к традиционному лечению рака поджелудочной железы лишь тогда, когда было уже слишком поздно.

Тем не менее в психиатрии необоснованные методы лечения встречались гораздо чаще, чем где-либо еще. Это объясняется тем, что до недавнего времени специалисты не могли прийти к единому определению ментального заболевания, не говоря уже о том, как подобные расстройства лечить. Если бы каждый терапевт был волен самостоятельно называть и описывать любое заболевание, то болезни отличались бы так же, как обувь: каждый сезон появлялись бы новые модели и расцветки. А если не знать, что именно лечить, то как можно назначить эффективное лечение? Многие из наиболее заметных представителей отрасли запомнились не своими положительными достижениями, а сомнительными методами лечения, несмотря на то что руководствовались они при их создании и использовании благими намерениями. Достаточно вспомнить животный магнетизм Франца Месмера, желчные таблетки Бенджамина Раша, лечение малярии Юлиуса Вагнера-Яурегга, инсулиношоковую терапию Манфреда Сакеля, терапию глубоким сном Нила Маклауда, лоботомию Уолтера Фримана, репаративную (конверсионную) терапию Мелани Кляйн и экзистенциальную психиатрию Рональда Дэвида Лэйнга.

Мне горько признавать, что ответственность за нынешнюю ситуацию всецело лежит на представителях моей профессии. Благодаря другим направлениям медицины увеличивается продолжительность жизни, улучшается ее качество и повышается эффективность методов лечения. Психиатров же постоянно обвиняют в том, что они выписывают ненужные лекарства, называют нормальное поведение патологическим и нагнетают обстановку. У многих есть подозрения, что даже самые лучшие из новых методик могут быть современными версиями оргонной терапии Райха, то есть ложными способами лечения, которые не облегчат страдания людей с настоящими заболеваниями (вроде Эбигейл Аберкромби и Елены Конвей).

Но я готов поручиться за то, что современная психиатрия способна помочь Эбби и Елене. Эбби поставили бы диагноз «паническое расстройство без агорафобии». Это ментальное заболевание, связанное с дисфункцией нейроструктур медиальной височной доли и ствола головного мозга, ответственных за эмоциональную регуляцию и реакцию «бороться или бежать».

Врач назначил бы ей ингибитор обратного захвата серотонина (СИОЗС) и когнитивно-поведенческую терапию (КПТ). При непрерывной медицинской помощи прогноз для Эбби был бы довольно оптимистичным: она продолжила бы жить полноценной жизнью, так как проявления болезни находились бы под контролем.

Что касается Елены, то поначалу она хорошо реагировала на лечение. Я уверен, что если бы она продолжила назначенный курс реабилитации, то смогла бы восстановиться, вернуться к учебе и привычному распорядку.

Почему же сейчас я уверен в диагнозах Эбби и Елены, а доктора прошлого так часто ошибались? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно отправиться на два века назад – в тот период, когда психиатрия стала отдельной медицинской дисциплиной. Потому что с самого своего зарождения она была странным и своенравным отпрыском – приемным ребенком медицины.

Медицина души

С древнейших времен врачи знали, что мозг – очаг мыслей и чувств. Любой целитель сказал бы, что если серьезно повредить серовато-розовую субстанцию внутри черепа (а это нередко происходило в ходе битв), то человек может ослепнуть, начать странно изъясняться или даже отправиться в царство Морфея. В девятнадцатом веке медики в европейских университетах стали тщательно изучать патологическое поведение пациентов и результаты вскрытия после их смерти. Врачи, вглядывающиеся в микроскоп и рассматривающие образцы ткани из разных отделов мозга, с удивлением обнаружили, что психические расстройства четко делятся на две категории.

В первую входили заболевания, из-за которых в мозге происходили серьезные изменения. Медики заметили, что у людей, страдавших деменцией, этот орган уменьшался в размере и был покрыт темными скоплениями белка. Специалисты также обратили внимание на то, что мозг человека, у которого отказали конечности, зачастую отличался закупоренными и деформированными сосудами или красноватыми пятнами, появившимися в результате инсульта. Иногда обнаруживались блестящие розовые опухоли. Французский анатом Поль Брока изучил мозг больных, чей лексический запас на двоих равнялся семи словам. Одного из них даже называли Tan (франц. пора), потому что при общении он использовал только это слово. Брока обнаружил, что оба мужчины перенесли инсульт, который отразился на одном и том же участке мозга, расположенном в левой половине лобной доли. Постепенно многие заболевания стали связывать с «патологическими признаками», которые получалось выявить. К таким недугам относились болезни Паркинсона, Альцгеймера, Пика и Гентингтона.

При этом, изучая мозг страдающих другими расстройствами, медики не видели никаких физических отклонений. Очагов повреждения и неврологических аномалий не наблюдалось. Мозг таких пациентов ничем не отличался от мозга тех людей, которые никогда не проявляли поведенческих отклонений. Эти загадочные состояния сформировали вторую категорию ментальных расстройств. В нее входят психоз, мания, фобия, депрессия, невроз навязчивых состояний и истерия.

Открытие того факта, что часть психических заболеваний имеет отчетливые биологические признаки, в то время как другая часть – нет, привело к возникновению двух отдельных дисциплин. Врачей, специализирующихся исключительно на тех заболеваниях, которые оставляли заметный след в мозге, стали называть неврологами, а тех, кто работал с расстройствами психики, не сопровождающимися физическими отклонениями, – психиатрами. Таким образом, психиатрия возникла как медицинская специальность, имеющая дело с заболеваниями, которые не имеют распознаваемых физических причин. Данный термин, буквально означающий «лечение души», впервые употребил немецкий медик Иоганн Христиан Рейль в 1808 году.

Из-за того, что главный предмет изучения и смысл существования психиатрии – нематериальная сущность, эта отрасль медицины мгновенно стала благодатной почвой для жуликов и лжеученых. Возьмем для примера кардиологию. Представьте, что она распалась на два отдельных направления: кардиологи занимались бы физическими проблемами сердца, а спиритологи – нефизическими недугами. В какой специальности риск наткнуться на причудливые теории и мошенничество был бы выше?

Раскол между мозгом (неврология) и душой (психиатрия) разделил два континента медицинской практики, словно Берингов пролив. Снова и снова на протяжении двух столетий психиатры доказывали равенство и братство со своими коллегами-неврологами, а потом вдруг объявляли свободу от них, настаивая на том, что невыразимое сознание – источник большей правды.

Одним из первых врачей, который пытался объяснить происхождение ментальных расстройств и занимался их лечением, был немец Франц Антон Месмер. В 1770-е годы он отверг преобладающие религиозные и моральные представления о психических заболеваниях в пользу физиологического объяснения, что сделало его, вероятно, первым в мире психиатром. К сожалению, физиологическое объяснение,