лаборатории закончили анализ ДНК».

«Удиви меня».

«Скорее, огорчу. Тот „шлепок“, костюм которого выглядит дороже – это Зулькарнайн Бакир, один из четырёх эмиров северян».

«Твою мать».

На это замечание Рик научился отвечать едва ли не в первый день:

«У меня её никогда не было».

«Северяне знают?»

«Судя по активности в Сети – нет. Но я фиксирую частые вызовы на номера всех четверых. С ними хотят связаться».

«Значит, скоро узнают…» – Бенс набрал номер Шанти.

– Привет! У меня тут большая проблема на четыре пластиковых мешка, и нужна твоя помощь. Проследи, пожалуйста, путь убитых к месту преступления.

– Привет. – Шанти показалась Бенсу задумчивой. – Я уже посмотрела.

– И?

– Мне нужно ещё время.

– Не понял, – насторожился Бенс. – Что не так?

– Есть странные моменты. – Тон девушки не оставлял сомнений в том, что она не хочет развивать тему. – Я перепроверю полученные результаты и перезвоню.

– Но у меня расследование, – растерялся Бенс. – И я с минуты на минуты жду приятелей дохлого гангстера.

– А у меня – инвентаризация.

Шанти отключилась.

Бенс выругался. А заканчивая очередной сложноподчинённое предложение, услышал тихий голос Рика:

«Вас вызывают приятели дохлого гангстера».

«Почему через тебя?»

«Потому что ты не обратил внимания на три вызова подряд».

«Ага…» – Бенс наконец-то разглядел на рабочей панели отметки о пропущенных, открыл перенаправленный от Рика вызов, увидел просьбу разрешить V-доступ[5] к месту преступления – по правилам, его закрыли не только для оффлайновых, но и для онлайновых зевак – и выдал разрешение. Запрос вытек из очков и превратился в Азима Лахуда, самого молодого эмира «Армии севера». Несколько мгновений Азим смотрел на Бенса, но любезничать не стал – демонстративно перевёл взгляд на тела, показав, что прибыл по делу. Чем, разумеется, изрядно разозлил контролёра.

– Ты ведь понимаешь, что я могу вышвырнуть тебя и отсюда, и из Сети? – поинтересовался Бенс, разглядывая виртуальную копию известного бандита.

– Не навсегда, – ответил Лахуд.

– Я могу выкинуть тебя на месяц. А если попрошу контролёра Четвёртых, то ты на год превратишься в голосовые сообщения. Хочешь так?

– Тебе нужно уважение?

– Достаточно обычной вежливости.

Эмир северян выпрямился и с улыбкой посмотрел на контролёра:

– Доброе утро, Бенс.

– Доброе утро, Азим.

– Что здесь произошло?

– Идёт расследование, о результатах ты узнаешь первым, – пообещал Бенс. – А пока скажи, Зулькарнайн в последнее время не говорил, что ему всё надоело и хочется прыгнуть с крыши?

– Не смешно.

– Да какой уж тут смех. – Бенс посмотрел, как робокоронёры аккуратно сгребают в пластиковые мешки останки гангстеров. – Всё, что я знаю сейчас: ни в одном из них не застряли пули.

– В них не стреляли? – удивился Азим.

– Поэтому я и уточнил насчёт депрессии.

Повторять, что шутка не смешная, эмир северян не стал. Помолчал и сообщил:

– Шейх в ярости.

Впрочем, не удивил.

– Я понимаю.

– Он считает, что Зулькарнайна убили южане и начал планировать месть.

– Или у вас началась борьба за власть, – задумчиво протянул Бенс. – Сколько лет шейху, да продлит Аллах его годы?

– Шейху много лет, да продлит их Аллах, но он крепко держит бразды правления, – твёрдо ответил Азим. И впервые посмотрел Бенсу в глаза: – Линия закрыта?

– Абсолютно, – подтвердил контролёр. – На месте преступления нас никто не услышит.

– Боюсь, уже ничего не сделаешь, – вздохнул Азим. – Зулькарнайн был одним из самых спокойных эмиров «Армии», никогда не проявлял ненужной агрессии или жестокости, и не особенно обижал ливеров. У него не было врагов… кроме южан. К тому же никто, кроме них не смог бы убрать эмира и его охрану. Ты снял информацию с чипов?

– Убийцы забрали чипы и все устройства. Иначе вы нашли бы тела ещё ночью.

– Ночью вряд ли. А вот в девять Зулькарнайн должен был быть у шейха.

– Я тоже кое-что скажу, – медленно произнёс Бенс. – А верить или нет – решай сам. Так вот, убийца так хорошо замёл цифровой след, что контролёр Четвёртого департамента до сих пор не может сказать ничего внятного. У южан таких специалистов нет.

– Это не доказательства, – пожал плечами Азим. – Это предположения, причём весьма зыбкие.

* * *

– Что для тебя зыбкость?

– Это когда идёшь по болоту и земля под тобой колышется? – уточнил Женя. – И каждый шаг способен затащить в трясину, ты не знаешь, провалишься или нет? А если провалишься, то успеют ли тебе помочь? Ты идёшь и ощущаешь – зыбкость.

Ответ сильно удивил Глорию и заставил внимательно посмотреть на молодого мужчину.

– Тебе доводилось ходить по болоту?

– По настоящему? – помолчав, уточнил Женя.

– Меня интересует только настоящее.

– Не доводилось.

– Спасибо, что ответил честно.

– Я никогда не выезжал из Швабурга, путешествовал только в другие секторы и Сити. – Он выдержал паузу и уточнил: – По-настоящему.

Глория улыбнулась.

Они увидели друг друга в «Яркости», но это не имело значения – они увидели друг друга. Глория прогуливалась по набережной и остановилась у открытого танцевального зала – открытого для всех желающих. Никаких записей – играл живой оркестр, и пары то кружились под вальс, то сливались в чувственном танго, то задорно веселились под самбу и ча-ча-ча. Глория не планировала присоединяться, но в какой-то момент поняла, что стала объектом пристального внимания, повернулась и увидела его – высокого, стройного, очень складного. С непослушной гривой чёрных волос. Уверенного в себе.

«Вы понимаете в танце. Это видно по вашему взгляду».

«Смотрела видео».

«Вы превосходно двигаетесь и машинально постукиваете пальцами в такт музыке. И ни разу не ошиблись».

«Вы за мной следили?»

«Как только увидел».

«Не боитесь, что я обвиню вас в домогательстве?»

«Давайте лучше потанцуем».

То ли не боится обвинений, то ли плевать. И стало невозможно не уступить.

«Я люблю танцевать милонгу».

«Это следующий танец».

«Откуда вы знаете?»

«Оркестр угадывает мысли танцующих, а моя мысль – самая яркая, – он подал Глории руку. – Позвольте вас пригласить».

И они закружились на паркете. Закружились страстно, как нужно танцевать милонгу, и технично. Чувствуя друг друга абсолютно и не ошибаясь в движениях. Закружились так, что Глория увлеклась, почувствовала себя свободной и даже немного счастливой. Не потеряла голову, но призналась себе, что ей очень не хватало настоящего, уносящего прочь танца.

Давно не хватало.

За милонгой последовал классический вальс, потом аргентинское танго, а потом Глория сказала, что хочет отдохнуть и они расположились за столиком кафе. В шаге от воды. С бокалами лёгкого белого вина. Освещённые только крохотной свечой и россыпью звёзд. Не слыша гуляющих по набережной людей. Убрав из восприятия свет уличных фонарей, вывесок и рекламы. Расположились так, как получается только в «Яркости».

И там,