в десять раз. Люди гибли сотнями от непонятных болезней и от непривычного климата болели. Для своих егерей и артиллеристов Пётр Христианович такой судьбы не хотел, потому светил медицины и прихватил с собой. Ну и еще один немаловажный фактор, тут полно всяких минеральных вод. Пусть обследуют и рекомендации составят.

А химики? Было желание изготовить гремучее серебро в промышленных количествах. Или бертолетову соль, если получится. Где взять хлор, Брехт не знал. Пусть профессора подумают. Нужны ударные взрыватели и нужен бездымный порох, на Кавказе хлопка хватает. Кожевенники работают, а значит, есть и квасцы, а от них один шаг до серной, а потом азотной кислоты. Можно и на динамит замахнуться, если получится азотную кислоту в промышленных количествах получить.

Все путешественники?

Не совсем. Как-то проведя тренировку с егерями и черкесами, под новый год Пётр Христианович возвращался на санях домой, а возле дома увидел коляску и скачущего вокруг небольшого человечка в голубом полицейском мундире. Явно не по погоде человек одет, епанча от пятнадцатиградусного мороза не защита. Подъехал и узнал товарища. Сначала даже чуть скребануло когтями по душе, сам-то за собой кучу преступлений знал, потому голубые мундиры напрягали при встрече. Но это оказался старый знакомый, Начальник Управления Благочиния, Сизов Пётр Христофорович.

– Ваше Превосходительство, а я вас как раз и дожидаюсь, – взяточник скакать бросил и поклонился низко – уважительно. А ведь сам в полковничьем звание. Нужно чего-то?

– Пойдёмте в тепло, Пётр Христофорович. По сто грамм коньячка для сугрева дерябнем.

– Чего грамб?

– По лафитничку. А, по три лафитничка.

– Завлекательная математика.

– И сам счастлив. Пойдёмте, а то простынете.

Сели у печи. Брехт всё, как и положено аристократам, хотел её в камин переделать, но представит себе мусор при переделке, глину, грязь, дым, лезущий при растопке в комнату, и передумывал. Раскочегаренная печь ничем не хуже.

Клюкнули по рюмочке, приняли на грудь вторую, и сидели, малюсенькими глоточками дегустируя третью, под солёный фундук, когда гость озвучил цель своего визита.

– Ваше Превосходительство, опять с Литовского мушкетёрского полка у меня постояльцы на Моховой есть, не интересуетесь? – и очи долу опустил. Как там звали в «Двенадцати стульях» застенчивого воришку? Альхен. Вылитый. Даже чем-то похож на Табакова.

– И чего натворили? Стоп, они же в Польше, ну в Вильно, или где?

– Мародёры. Там же, если слышали, Государь наш борьбу с латинянскими священниками, что народ на бунт поднимают, ведёт. Костёлы и монастыри закрывают. Вот эти ухари решили одни, без командиров, сходить и золото с серебром не в казну отдать, а себе забрать, всё чисто сделали, никто и не понял ничего. А попались в Минске, когда евреям сбывали добро награбленное. Так при задержании полицейского убили. Каторга теперь в Сибирь всем четверым обеспечена.

– Унтер-офицеры? – Брехт и не знал, а нужны ли ему грабители? Ну, хотя, все его подручные в этом веке далеко не ангелы и, ничего, справляется.

– Все как есть. Портупей-прапорщик, два каптенармуса, фельдфебель и капрал.

– Сколько их? Пятеро? – решил Брехт солдатиков забрать. Пусть лучше в боях погибнут, Леонкарань штурмуя, чем без пользы в Сибири.

– Все как есть здоровы, пятеро. Прошлись вестимо по ним палками, но мужики крепкие. Живы – здоровы, – расхваливал товар Сизов.

– Заберу. Стоп, – просиявший было начальник Управления Благочиния сдулся. Уже денюжки мысленно пересчитывал, а тут «Стоп». – Пётр Христофорович, а нет ли среди ваших постояльцев человечка, а то и парочку, что документы подделывают?

– Хорошие нужны? – опять заулыбался полковник.

– Документы? – он ещё и подделкой документов промышляет? Куда страна катится?!

– Мастера, – захихикал «Альхен», ручкой махнув точно как Табаков.

– А зачем мне плохие? Хотя, раз попались, то явно не лучшие.

– Не скажите, Пётр Христианович, есть у меня один мазурик, векселя подделывал и завещание. Художник редкий, угольком меня нацарапал, ну вылитый. Второй похуже, но тоже любую подпись подделает. А попались вместе – подрались из-за клиента в кабаке, а уж в участке выяснилось, кто такие. Смех и грех.

– Заберу обоих, – Альхен опять засиял.

– В прежних размерах… – ну точно голубой воришка. Улыбочка такая лисья.

– Если в придачу завернёте ещё и фальшивомонетчика. Есть в ваших чертогах?

– Ох, этого добра хватает. Трое сидят. Только одного не могу отдать, какая-то тёмная история. Большие покровители у него. Ещё тело потребуют.

– Хм. Даже так. Да и чёрт с ним, – нет, правда, от некоторых тайн лучше подальше держаться, а то вытянешь за верёвочку такого налима, что он сам тобой закусит. – За девятерых отдам шестьсот фунтов. А ничего если у вас сразу такая куча человеков богу душу отдаст?

– Да какие у них души? Какие они человеки? Так, душонки. Воры и грабители! – смешно это звучало от взяточника, но это другое. Он дворянин, а там преступники. Совсем другое. Да, ничего общего.

– Я сам заеду завтра за покойниками. Предам земле по-христиански.

Глава 3

Событие шестое

– Правду говорят, что утро вечера мудренее?

– Естественно, утром виднее, что ты, умничка такая, вчера натворила на корпоративе.

Всё почти, больше с князем Витгенштейном в Дербент никто не ехал. Почти. Есть ещё один персонаж. Отставник или, как сейчас принято говорить, инвалид. Тоже егерь. И появился он в собранном войске не совсем обычным способом. Звали солдатика бывшего, даже, подпрапорщика бывшего – Емельян Сергеев. Служил он прямо там, куда сейчас флотилия или целый флот расшив и направлялся, на Кавказе. Павел, когда чехарду с реструктуризацией егерей устроил, то называлось подразделение, в котором служил взводным подпрапорщик Сергеев – Кавказский егерский корпус. Расформировали его. И с добавлением батальонов Кубанского егерского корпуса, тоже расформированного, было повеление высочайшее составить отдельные 17-й и 18-й егерские батальоны. Однако, поскольку эти корпуса находились в Персидском походе, исполнение данного указа было задержано. Указом же от 17 мая 1797 года повеление о сформировании батальонов было отменено и заменено указом о сформировании егерских полков. По возвращении Кавказского и Кубанского корпусов на свои квартиры в июле 1797 года эти корпуса были переформированы в 18-й и 17-й егерские полки соответственно. В 18-й егерском полку и дослуживал в Моздоке Емельян Сергеев.

А дальше целый детектив случился с егерем. Вернулся он домой, а был Емельян крепостным у Васильчикова Василия Семёновича, вернулся, а там ни кола, ни двора. Все родичи сгинули, дом завалился, а дальние родственники не больно рады были отставному солдату. Сами в свои хибарки еле вмещаются. Да и живут впроголодь. Попик их церкви отец Онуфрий и надоумил Емельяна попросить у Васильчикова денег в долг на открытие кабака, благо теперь Сергеев