великим магистром которого на тот момент являлся российский император Павел I. Сколько шуму и проблем из-за этого куска скалы.

А за три дня до этого Аркадий Иванович подписал с министром иностранных дел Франции Талейраном Парижский мирный договор. Шарль Морис де Талейран-Перигор, лишённый сана священник, к тому же ещё и отлучённый от Церкви Папой Римским за участие в революционной деятельности, можно сказать переиграл его. Парижский мирный договор провозглашал мир и дружбу между Россией и Францией, взаимно обязавшимися не помогать внешним и внутренним врагам другой стороны и отказывать в покровительстве тем своим подданным, которые стали бы вести враждебную деятельность в дружественной стране. Это дополнение звучало с точки зрения графа глупо: кто это начнёт воевать с Наполеоном или с Францией, из подданных Российской империи, самостоятельно? Какой-нибудь барон из Курляндии. Даже не смешно. Но это ладно, раз нужна такая приписка узурпатору, пусть будет. Переиграли его в другом. Граф бился, чтобы французские войска покинули Неаполитанское королевство и Франция признала его нейтралитет, а с территории Сардинского королевства (Пьемонта) просто вывести войска. Талейран упёрся и в договоре появилась следующая формулировка: «Франция берёт на себя обязательства заняться дружески и доброжелательно, в согласии с Россией, интересами короля Сардинии, поскольку это возможно по настоящему положению вещей». Не удалось добиться чётких формулировок и по германским княжествам и восстановлению их суверенитета. А камень преткновения – Бавария и Вюртемберг, находившиеся под покровительством России, должны были просто получить соответствующие компенсации за свои территориальные потери. Зато граф встал как глыба и взамен на эти обтекаемые формулировки потребовал по настоянию императора Александра чётко вписать в договор пункт по республике Семи (Ионических) островов. Обе державы признали независимость и конституцию республики, а вот дальше и была, пусть незначительная, но победа Аркадия Ивановича. Россия обязалась вывести оттуда свои войска только после того, как Франция выведет войска с обоих италийских королевств. Про Турцию в этой части договора не было сказано ни слова, и если читать между строк сей документ, то республика Семи островов переходила под протекторат России.

Возможно, результаты переговоров были бы и чуть лучше, уж в отношении Баварии и Вюртенберга точно, но подгадили, как всегда, Англичане: они 1 октября 1801 года провели переговоры между английским министром иностранных дел лордом Хоксбери и французским представителем Отто, в результате которых были подписаны предварительные условия мира. На Францию нечем больше было давить. Тем более что яблоко раздора, остров Мальту, Англичане обязались передать ордену святого Иоанна Иерусалимского. Граф сильно сомневался, что в Лондоне так и поступят. Не знал он и того, что уже шли сепаратные переговоры, между английским посланником в Петербурге и лично Александром, о том, что Россия прикроет глаза на медленный вывод войск Великобритании с Мальты в обмен на некоторые преференции.

В принципе, граф Морков ни на секунду не сомневался, что все эти договоры ничего не стоят, как только появится малейшая возможность или необходимость, так любая из стран нарушит эти ограничения, договорённости, и война начнётся вновь. Тем не менее, приписку в Парижском договоре об Ионических островах Аркадий Иванович ставил себе в заслугу. Он сумел выполнить пожелание Государя. Теперь в последующих документах на статью Парижского договора о республике Семи островов можно будет ссылаться.

Событие седьмое

Терпеть не могу лошадей: посередине они неудобны, а по краям опасны.

Когда умрёт последний конь – мир рухнет, потому что самые лучшие люди – это кони.

Шукшин

Широка страна моя родная. И пустая. После Нижнего Новгорода берега Волги стали освобождаться от деревенек. Словно по земле вообще незаселённой плывёшь. Бескрайние степи. Сколько можно народу переселить, какая плодородная земля пустует. Заселяй, обрабатывай. Нет. Есть огромное количество минусов. Потому и пустошь. Нет лесов. А значит, не из чего дома строить, а самое главное нечем топить зимой. Переселившиеся сюда гораздо позже немцы будут, как и в первобытные времена, топить коровьим навозом, кочевники топят овечьими катышками. Нужен уголь. И он есть не так и далеко. Нужно просто его найти. Только потом потребуется транспорт, чтобы этот уголь доставить к жилью. Без железных дорог тяжело. Водные магистрали – это только несколько летних месяцев, и очень небольшая скорость. За навигацию еле-еле успеешь туда-сюда от Астрахани до Москвы сплавать.

Всё это, с грустью глядя на проплывающие мимо зелёные степи, думал Брехт. Двигались они медленно. Когда решился на эту авантюру, думал, сократит время в пути. Дебил. На ночь расшивы пристают к берегу и стоят до утра, нельзя по изобилующей мелями Волге плыть ночью. Даже при чисто дневном передвижении уже три раза стаскивали корабли, застрявшие в намытой на новом месте мели.

Стоило, наверное, своим ходом добираться, на лошадках. Решил, что самый умный. Оказалось, как всегда. С другой стороны – сидеть в кресле на палубе менее утомительно, чем глотать дорожную пыль. Опять же, как ни готовился, а с коняшками – так себе. Про лошадей стоит отметить следующее. Брехт не сидел сложа руки. Он продолжал собирать великанских лошадей для своего конезавода в Студенцах. Томас Пайркер за эти полгода два раза скатался в Англию. Комиссар Московской торговой компании не обманул, привёз двадцать шайров поздно осенью, привёз новую паровую машину Ричарда Тревитика и сотню винтовок. Пётр Христианович дрыща этого прижал к груди могутной и сдавил на радостях. Тот и помер. Ладно, откачали. Закупил нагл пшенички с парусиной и отправился в обратный путь. Брехт ему снова шайров заказал и ещё ружей, пришлось расплатиться честно награбленным и отбитым у грабителей золотом. Чтобы не палиться, часть табакерок и шкатулок пришлось расплющить и даже переплавить потом, сидел сам запершись, камешки выковыривая. Могут ведь узнать табакерки эти, объясняй потом, что в лесу под кустом нашёл или на рынке у ражего и рыжего мужика в зипуне купил. Жалко было. Стоимость готовой табакерки раза в два больше, чем материалы, но всё одно, решил подстраховаться. Благо не последнее отдавал, пять сундуков, всякой золотой и серебряной утвари, в закромах Родины ещё стояло.

Так про лошадей. Нагл хоть и уверял, что он мол сделал всё что мог, но именно в лошадях мечты Брехта сильно приземлил. Хотел вывести породу лошадей больших и вороных. Большие могут получиться, куда уж больше, а вот с вороными затык. Из двадцати великанских лошадей вороными, и то условно, можно назвать четырёх. И то ноги белые и звезда во лбу, и у одного жеребца ещё и грудь с белым пятном. Остальные же шестнадцать были всяких разных мастей.

Тех