– Это подарок одного славного человека, бывшего офицера, Андре Леграна. Подарил мне на дорогу две бутылки. Одну мы распили со святителем Иннокентием в Петропавловске, а вторую я предусмотрительно оставил тут на хранение. Вот и пригодилась. Легран говорил, что «Курвуазье» – новый коньячный дом, ему еще нет десяти лет, а он уже успешно конкурирует со старыми домами.

– Превосходный коньяк! – подтвердил Невельской, отставляя бутылку. – А вот скажите мне, уважаемый Николай Николаевич, Франция вас не пугает? Она ведь тоже за колониями охотится, и я уверен, что на камчатские берега заглядывается. По крайней мере, китобои французские в наших морях – не редкость.

– Францию со счетов сбрасывать нельзя – это точно, – согласился Муравьев. – Но у них есть естественный противник – Англия, которая многие французские колонии прибрала к рукам. И, пока они грызутся, нам можно Франции не опасаться.

– Я опасаюсь всякого, кто может войти в Амур и поставить в устье свой флаг, – проворчал Невельской. – Мы обязаны это сделать раньше всех, пока сведения о нашем открытии остаются тайной для Европы и Америки.

– Я строго-настрого наказал Корсакову никому постороннему не рассказывать.

– А вы думаете, официальные люди в столице умеют и хотят хранить тайны? Я в этом оч-чень сомневаюсь!

1

Королева Великобритании и Ирландии Виктория пригласила министра иностранных дел Генри Джона Темпла, третьего виконта Пальмерстона, на приватную беседу в Букингемский дворец. Поскольку беседа носила частный характер, лорд Пальмерстон не счел нужным извещать об этом премьер-министра лорда Джона Рассела, хотя, по-честному, отлично понимал, что эта встреча – одно из звеньев ползучей реставрации абсолютизма, проводимой в последние годы королевой, недовольной тем, что парламент ощутимо ограничивает ее права монарха.

Впрочем, он столь же отчетливо сознавал, что истинным инициатором этой попытки возвращения во времена Тюдоров был супруг королевы и отец ее уже шести детей герцог Саксен-Кобург-Готский Альберт. После бракосочетания его стали называть принцем-супругом, но Виктории хотелось выполнить тайное желание горячо любимого и, надо сказать, весьма образованного и умного мужа – она мечтала его короновать. Однако большой друг и первый премьер юной королевы, Уильям Лэм, второй виконт Мельбурн, отсоветовал ей излишне возбуждать палату общин парламента, обойти которую в этом вопросе было невозможно.

– Наша нижняя палата, ваше величество, – сказал он в одну из традиционных субботних встреч тет-а-тет, – может возводить короля на престол, но может и низвергать с него. И она дорожит этой возможностью, как девушка своей невинностью: стоит один раз уступить – и репутация будет подорвана навсегда.

Королева покорно склонила голову, но не сдалась. Всегда внимательная к советам принца-супруга, она повела подкоп под парламент, как говорится, тихой сапой. И приватная встреча с министром иностранных дел была одной из ячеек этого подкопа.

Немногословный слуга в ливрее проводил сэра Генри в рабочий кабинет ее величества окольным путем. Проходя по роскошно отделанным апартаментам, лорд видел через дверные проемы, что в других помещениях царит беспорядок: в Букингемском дворце полным ходом шла реконструкция (она уже почти десять лет идет полным ходом, иронически подумал Пальмерстон), которой руководил архитектор Томас Кьюбитт, параллельно занимавшийся строительством Осборн-хауса, летней резиденции королевы на острове Уайт. Может, потому все и затянулось, что мистер Кьюбитт взвалил на себя слишком тяжкую ношу. А вот у нас получается, не без самодовольства отметил сэр Генри. Он имел в виду, конечно, две войны, которые Великобритания провела практически одновременно: четырехлетнюю в Афганистане и двухлетнюю, которую назвали «опиумной», в Китае. И это, не считая колониальных в Нигерии и Индии. В Нигерии конца еще не видно, а вот в Индии Ост-Индская компания покончила с государством сикхов в Пенджабе (естественно, силами регулярных войск: Империя не бросает своих негоциантов на произвол судьбы) и теперь можно говорить, что эта жемчужина Востока в полную силу засияла в короне Империи.

Внешне холодный и застегнутый на все пуговицы министр иностранных дел наедине с собой и близкими людьми (нередко и с женщинами, которых он любил, несмотря на солидный возраст) мог позволить себе некоторую поэтическую выспренность. Впрочем, не эта ли скрытая поэтичность его сугубо рациональной натуры двигала им, когда он поддерживал революционные волнения в Европе, за что даже получил прозвище «Лорд-поджигатель»? Королева была этим недовольна, но коллеги-министры понимали его действия как направленные на подрыв торговых и колониалистских конкурентов Империи, а потому всецело их поддерживали. Недаром премьер-министры менялись, а сэр Генри оставался главой иностранных дел.

В общем, десятилетие Виктории прошло под знаком виктории, усмехаясь, скаламбурил Лорд-поджигатель, но тут же вздохнул. Вспомнилось, что война с афганцами, которая началась в год коронации юной принцессы, омрачилась гибелью в горах Нангархара, на пути в Джелалабад, шестнадцати тысяч британцев и индийцев, попавших в ловушку, то есть почти половины экспедиционного корпуса. Такого поражения не случалось за всю историю Империи, с тех дней, когда Джон Ди, придворный астролог великой Елизаветы, так назвал Соединенное Королевство. Правда, через восемь месяцев две дивизии, выступившие из Индии, взяли Кабул, и возмездие не миновало непокорных, но, как говорится, осадок остался. Очень неприятный осадок!

От размышлений министра оторвал осторожный стук слуги в дверь кабинета ее величества. И, словно только это и ожидалось, дверь распахнулась, выпуская в приемную целую толпу гувернеров, гувернанток, нянюшек, которые опекали не меньшее количество детей. Старшие – Виктория, Альберт Эдуард, Алиса и Альфред – шли сами, а младшие – трехлетняя Елена и полуторагодовалая Луиза восседали на руках нянек. Юные члены королевской семьи были радостно возбуждены: глазки блестели, щечки румянились, рыжеватые – в папу-немца – волосы завивались крупными кольцами. Девочки и мальчики шли парами и о чем-то перешептывались, бросая на взрослых быстрые веселые взгляды.

Пальмерстон с почтительным полупоклоном и вежливой улыбкой пропустил, посторонившись, всю эту разновозрастную ораву, которая, кажется, даже и не заметила седовласого джентльмена. Да-а, нечасто мама балует своих детей вниманием, подумал он, если устраивает им прием в рабочем кабинете, и они этому рады до смерти. Проводил их взглядом и обернулся, услышав металлические слова своего сопровождающего:

– Сэр Генри Джон Темпл, третий виконт Пальмерстон, ваше величество.

– Проси, – ответил хорошо знакомый мелодичный голос.

Пальмерстон вошел в кабинет и от порога слегка наклонил голову здороваясь. Будучи представителем партии вигов, да и по натуре не склонный к подобострастию, он считал излишним склоняться перед королевской четой.

Как он и ожидал, королева была не одна: принц Альберт, перебирая бумаги на рабочем столе, поднял голову и кивнул на приветствие министра. Королева, тридцатилетняя женщина в расцвете своей красоты, несколько тяжеловато поднялась с дивана, на котором, видимо, занималась с детьми, и, протянув правую руку, сделала навстречу лорду несколько шагов. О Боже, – подумал Пальмерстон, – да она, кажется, снова заряжена. Ай да принц, ай да немец! При такой производительности эта пара обеспечит женихами и невестами все монархии Европы, и слово Великобритании будет в этих монархиях значить очень много. За одно это можно каждый день начинать с восторженного “Боже, храни королеву!”»