— А Антон-то Сапин сбежал. Может, убил он?

— Как «сбежал»? Почему не доложили раньше? — рявкнул Турецкий.

— Сначала думали, он где-то на территории тюрьмы прячется, — попытался грудью защитить своих коллег Резеда. — Пока обыскивали кухню, прачечную, все подсобки, докладывать не торопились. Сбежать из нашей тюрьмы — это ведь не сто грамм коньяка опрокинуть. Как уж он изловчился, ума не приложу. И ведь такой из себя немудрященький…

Действительно, побег Антона Сапина по кличке Законник выглядел нелогично. Этот мускулистый, хотя изрядно траченный молью неупорядоченного образа жизни красавчик со светлыми вьющимися волосами не относился к числу главарей «Хостинского комплекса», и срок ему грозил не самый большой. Единственное, что за ним числилось, — убийство преступного авторитета Ермишкина, который мешал тотальности охвата «хостинцев». Сапин назначил Ермишкину встречу, а когда тот прибыл на нее, уложил его выстрелом в затылок. На основании подслушивания переговоров между преступниками было установлено, что один из главных «хостинцев» отдал Сапину приказ застрелить Ермишкина, на что Сапин ответил своим любимым словцом: «Законно», за которое получил свое прозвище.

«Он что, Законник, в самом деле имеет отношение к юриспруденции?» — поинтересовался, помнится, Турецкий и получил исчерпывающий ответ: «Да какой он там юрист! Он по жизни — дуб-физкультурник. Закончил институт физкультуры, как и братец его двоюродный Сергей Логинов, играл в футбол за краснодарскую команду «Кубань». Инструктором по физкультуре еще работал, замом директора одной фирмочки числился… А что до юриспруденции, то купил он себе диплом об окончании юрфака Кубанского государственного университета. Только ведь от бумажки знаний в голове не прибавится, так? А у Антона крыша на этом поехала. Только и талдычит: «Законно, по закону…» Ясно, какой закон он имеет в виду — воровской!»

Но в целом, за исключением убийства Ермишкина, Сапин на общем фоне хостинских воротил смотрелся почти безобидно. Водились в Сочи звери пострашней, особенно в дебрях экономической преступности. Скорее можно было предположить, что побег организуют им. Однако этого не случилось.

Да-а, загадки вселенной… Почему бежал именно Сапин?

— Ну а теперь докладывайте: как ему удалось уйти из тюрьмы?

— Классически, — доложил все тот же неустрашимый Резеда и покраснел от столь не соответствующего его внешности слова. — Возникла у него сыпь какая-то, пришлось положить в медсанчасть. Вечером накануне побега был на вечерней поверке. А утром пришли сотрудники изолятора его будить, а он лежит, отвернувшись к стене. Откинули одеяло — а там тряпичная кукла. Ну чисто кино!

— Решетки? Двери?

— Целые.

— Датчики сигнализации?

— Не запищали.

— Насколько мне известно, во внутреннем дворе тюрьмы должна постоянно находиться служебная собака. Неужели она не залаяла?

— Так это… мы… сомневаемся, конечно, но уж больно поганая погода в тот вечер выдалась. Дождь, ветер… Вот пес и дал сбой.

— А по-моему, сбой дала администрация тюрьмы, — заявил Турецкий. — Кто-то из сотрудников изолятора помог Сапину с организацией побега.

— Быть такого не может! Просто этот Сапин больно хитрый оказался.

Турецкий болезненно поморщился: он не любил, когда его усталые уши увешивали такой откровенной развесистой лапшой. В графа Монте-Кристо, готовившего дерзкий побег из замка средневековой постройки, не оснащенного никакими современными средствами, на протяжении четырнадцати лет, он еще мог поверить; но в то, что пациент медсанчасти следственного изолятора в безумно сжатые сроки каким-то шестым чувством сумел вычислить все расположенные на разных уровнях датчики сигнализации, чтобы их миновать (перепрыгнуть? подползти? перелететь?); не имея при себе никаких инструментов, изготовить отмычку для сложнейших замков; наконец, загипнотизировать собаку… Как кричал Станиславский: «Не верю!»

Слава Грязнов со своего места пытался при помощи пассов что-то передать старому товарищу.

— Чего ты там мне семафорил? — спросил его Турецкий, после того как совещание закончилось и местные блюстители порядка начали расходиться, также беседуя между собой.

— В связи с побегом Сапина, — изложил свое мнение генерал Грязнов, — считаю, нам потребуются дополнительные человеческие ресурсы.

— Жена мэра улетела в Москву несколько часов назад. Жди наших любимых глориевцев.

— Дениска с друзьями — это само собой. Но я считаю, не вредно пригласить еще одного человечка из Москвы.

— Кто же это? Откуда?

— Первый отдел Департамента уголовного розыска МВД, оперуполномоченный старший лейтенант милиции Галина Романова, — по всей форме доложил Грязнов.

Лицо Турецкого- прояснилось:

— Галя — способная девушка. Достойно себя проявила при расследовании дела об убийстве Питера Зернова[1]. Думаю, она здесь будет полезна.

15 февраля. Георгий Воронин

Тринадцатилетнего Георгия Валерьевича Воронина, которого родители и друзья звали Гариком, вряд ли стоило считать избалованным барчуком: Валерий и Алена, насмотревшись на отпрысков современных богачей и высокопоставленных лиц, которые, привыкнув к опеке, продолжают нуждаться в ней, даже будучи совершеннолетними, наоборот, старались формировать в сыне раннюю самостоятельность, учили отвечать за свои поступки. Однако это воспитание имело и оборотную сторону: Гарик приучил себя к тому, что данные себе обещания надо выполнять. Кровь из носу. Умри, но сделай. Именно эта привычка выполнять намеченное во что бы то ни стало выгоняла его во двор делать утреннюю гимнастику, независимо, лил ли дождь, или стоял трескучий мороз; именно она побудила его, стиснув зубы, одолеть физику, к которой он считал себя неспособным, да так, что он занял третье место на общегородской физической олимпиаде.

И вот сейчас, когда намеченное решение в первый раз поехать на теннисный корт, чтобы изучать этот вид спорта под руководством известного тренера Никиты Михайлова, вступило в противоречие с просьбой мамы не покидать дом, Гарик чувствовал себя неспокойно. Чем меньше времени оставалось до одиннадцати часов утра, когда требовалось выйти из дому, чтобы успеть к Михайлову, тем сильнее глодала Гарика совесть. Ведь он сам наметил этот день и этот час, сам договорился с тренером… Сам! А на кого еще было полагаться? Родители не хотели, чтобы он занимался спортом: твердили, что это отвлекает от учебы. Но если Гарик решил — так и будет.

— Дедушка, — просил он Семена Валерьяновича, — разреши мне поехать! Что подумает тренер, если я не явлюсь на первое занятие?

— Он подумает, — рассудительно объяснял Семен Валерьянович, чувствуя обязанность следить за внуком, — что ты заболел. Или у тебя непредвиденные обстоятельства — с каждым может случиться.