После спустила ноги на пол, замоталась в одеяло и прошла на цыпочках к окну. По лужам, успевшим затопить дорожки и газоны, плыли желтые пожухлые кораблики опавших листьев. Поджав губы, я некоторое время смотрела на эту безрадостную картину, потом дохнула на стекло. В мутном пятне я написала две буквы «И. С.», усмехнулась, стерла их и, решительно тряхнув головой, направилась к прикроватному столику, где стоял колокольчик. Минута меланхолии миновала.

Позвонив в него, я обозначила свое пробуждение, и дверь в спальню открылась. Первой вошла деловитая Тальма. Она бросила себе за спину сердитый взгляд, после расплылась в улыбке и поклонилась:

— Доброго утра, ваша милость, хорошо ли вам почивалось? — после обернулась и объявила: — Входите. Ее милость изволили проснуться. Ну, что топчитесь, растяпы?

В спальню впорхнули горничные. Они как-то боязливо покосились на мою верную служанку и кинулись врассыпную. Двое застилали постель, еще две понесли ведра с горячей и холодной водой в умывальню.

— Тальма, ты — тиран, — резюмировала я увиденное.

И это было правдой. Моя служанка, такая покладистая и заботливая, когда дело касалось меня, неожиданно проявила твердый характер и даже высокомерие, обрушив всё это на местную прислугу. Она командовала горничными и лакеями, если нужно было обслужить мою милость или убраться в моих комнатах. У меня невольно сложилось впечатление, будто она моя прим-фрейлина, а я сама королева. Это позабавило. Впрочем, в моей Тальме просыпался тиран только в моменты заботы обо мне. На хозяйскую половину она не посягала и никого там не трогала.

— Во всем нужен порядок, ваша милость, — ответила она, подав мне теплый халат. — Что же это вы босиком-то? Полы уже холодные, а вы даже не пожелали, чтобы камин затопили с вечера.

— Сегодня пусть затопят, — согласилась я.

— Ну что там? Проснулась?

Послышался голос моей матушки, пришедший разбудить меня и пожелать доброго утра. На сегодня она нам наметила немало дел.

— Ой, — Тальма юркнула мне за спину и шепнула: — А вот и тиран тиранов пожаловали.

Я прыснула в кулак, но когда старшая баронесса вошла в спальню, я успела справиться с приступом смеха, вызванного словами служанки. Главный деспот этого дома и гроза маленьких тиранов вошла в мою спальню и лицо ее смягчилось.

— Дитя мое, как же отрадно видеть вас.

— Матушка, я здесь уже третий день, — улыбнулась я и шагнула навстречу, чтобы подставить лоб для утреннего материнского поцелуя.

— И через столько же уедете снова, — вздохнула родительница и деловито потерла руки: — У нас слишком мало времени, Шанни. Приводите себя в порядок, спускайтесь в столовую, а после мы отправимся в столицу. У нас столько дел, столько дел! — воскликнула баронесса и, всплеснув руками, направилась на выход, не забыв сказать напоследок: — И не вздумайте медлить, иначе я напомню вам, что было с девицей О, когда она не желали слушать своей матери.

— Я вскоре буду, ваша милость, — ответила я и обернулась к Тальме: — Действуй, мой дорогой тиран.

— Слушаюсь, ваша милость, — поклонилась мне служанка и поспешила готовить мой сегодняшний наряд.

Вскоре я входила в столовую, где сидели матушка и Амберли. Отец уже успел позавтракать и уехать куда-то. Я не спрашивала — куда, и без того было понятно, что все мы сейчас подчинены одному действу — празднику Амбер. Его готовили с неменьшим тщанием, что и мое совершеннолетие. Платье, пошитое сестрице к этому дню, я уже видела. Амберли, румяная от удовольствия, показала мне его еще в день моего приезда. Наряд и вправду был восхитителен, матушка постаралась на славу. И драгоценный гарнитур уже ждал своего часа, чтобы украсить еще одну юную баронессу из рода Доло, милые туфельки на каблучках лежали в коробке, обтянутой атласом — продумано и подготовлено было всё до самой последней шпильки.

К вечеру мы ожидали прибытия магистра Элькоса, которого должен был привезти дядюшка. Моя радость и предвкушение встречи были понятны, я сгорала от нетерпения узнать, что произошло во дворце за эти три дня, и как поживает Его Величество. Прекрасно понимая, что три дня — не тот срок, который может изменить давно устоявшийся порядок придворной жизни, я отчего-то ожидала новостей.

Впрочем, я попросту успела соскучиться в тишине родного дома по другим стенам, а может и не по стенам, а по их хозяину, не покидавшего моей головы, как бы я этому не сопротивлялась. Наверное, виной тому было обстоятельство, что здесь я не искала его взглядом, не надеялась в глубине души на случайную встречу, потому что ничего подобного в особняке баронов Тенерис произойти не могло. И вот это отсутствие надежды и заставляло меня грустить там, где надеялась выдохнуть и привести мысли в порядок. Конечно же, грусть моя была затаенной, при родителях и сестрице я продолжала сверкать улыбкой.

— Нужно заехать к портному и выбрать вам платье на торжество, — сказала матушка, когда завтрак подошел к концу. — Жаль, что мы не можем пошить его, так как времени совсем не осталось, так хотя бы купим что-нибудь примечательное.

— Я привезла с собой платье на торжество, — возразила я.

— Неужто вы собираетесь прийти на столь важный день для вашей сестры в поношенном платье? — взметнула брови в деланном изумлении ее милость.

— Матушка, этого платья я еще не надевала…

— Глупости! — прервав меня, воскликнула родительница. — Не желаю слушать этой чепухи. Я подберу вам наряд, и закончим на этом споры.

Коротко вздохнув, я кивнула, не желая спорить. Мне было понятно, что матушка хочет позаботиться обо мне, и в этом я не стала ей мешать, лишь бы наряд мой не оказался богаче платья Амберли. Уж чего, а затмить сестрицы я вовсе не хотела, но в этом я точно не уступлю баронессе. То платье, которое привезла с собой, я посчитала наиболее подходящим. Оно было прелестно, но не вычурно, нарядно, но не настолько, чтобы вызывать восторженные вздохи. Как раз в той самой излюбленной манере дядюшки, когда он говорил: «Скромно — не значит бедно». Но старшую баронессу Тенерис подобное не устраивало, оставалось лишь покориться и зорко следить, чтобы она не переусердствовала.

— Как бы и мне хотелось поехать с вами, — вздохнула Амберли.

Матушка, уже поднявшаяся из-за стола, подошла к ней и ласково потрепала по щеке:

— Терпение, дорогая, осталось всего два дня, и вы получите право выбираться на люди.

— Ах, скорей бы, — вздохнула сестрица.

Родительница направилась к двери, а я нагнулась к уху Амбер и шепнула:

— Ты еще сама будешь просить закрыть тебя дома, когда к особняку выстроиться очередь из женихов.

— Шанни! — возмущенно воскликнула сестрица.

Показав ей язык, я поспешила за матушкой, но обернулась и рассмеялась, потому что Амбер состроила уморительную рожицу, дразня меня в ответ.

— Девочки, я всё вижу, — не оборачиваясь, произнесла ее милость. — Ваше поведение возмутительно и не подобает взрослым дамам.