А раз так, то возможно, что прыгающие пушинки – это тоже порождения внеземного разума. Кое-какие признаки, нехарактерные для живых организмов, наводили именно на эту мысль.

От ученых требовали срочно ответить на вопрос, что произошло. Власть и журналисты торопили их, ежеминутно справляясь о результатах, и добились своего: предварительные оценки были готовы через сутки. Но когда специалисты озвучили эти оценки, и у правительственных чиновников, и у журналистов невольно возник один и тот же вопрос:

– А вы, ребята, часом не сошли с ума от перенапряжения?

Журналист без определенных занятий Тимур Гарин был чуть ли не первым, кто показал биологам зеленый росток, проклюнувшийся из белого пуха. Он привез его в Москву еще 22-го днем, раньше, чем ученые сами выехали в белое поле.

Тимур рванул с этим ростком не куда-нибудь, а прямиком на биофак университета.

Когда-то давно, постигая премудрости профессии на факультете журналистики, Тимур был влюблен в одну студентку биофака, знойную девушку с жаркого юга – и она отвечала ему взаимностью с такой энергией, что Гарин похудел на несколько килограммов и демонстрировал все классические симптомы болезненного переутомления. Но тем не менее продолжал проповедовать мысль, что мужчина – существо полигамное, и одной женщины ему для полного счастья мало. И ладно бы только проповедовать…

Это и привело к разрыву, однако Тимур и Тамара остались добрыми друзьями. Она окончила аспирантуру и осталась преподавать в университете – и со своей находкой Тимур отправился именно к ней.

– Ель обыкновенная, – сразу же опознала находку Тамара, а Тимур отметил удивительную вещь: за время пребывания в его сумке росток увеличился в размерах, а количество пуха вроде бы уменьшилось.

Он не преминул сказать об этом Тамаре, и та изумленно вскинула брови.

– А ты не ошибся? – спросила она, и в голосе ее явно слышалось недоверие.

– Да нет. Он же был совсем маленький. С ноготь. А теперь уже почти с палец.

На самом деле росток был не больше, чем с полпальца – два с небольшим сантиметра, но Тамара все равно сказала:

– Странно. Ель не может так быстро расти.

Она переложила пух с бумажки, в которую его завернул Тимур, на лабораторный лоток – так, чтобы получилась кучка с ростком посередине.

Наблюдения в течение часа принесли неожиданный результат. Росток завалился на бок. Он вырос еще на пару сантиметров, а кучка пуха уменьшилась и уже не могла его удержать. Тонкие длинные корешки торчали наружу, и им было не за что зацепиться.

Тамара пересадила побег в горшок с землей, и стремительный рост продолжался еще примерно час. А потом неожиданно прекратился.

– Я поняла! – воскликнула пораженная Тамара. – Он съел весь пух. В нем питательные вещества и какие-то ускорители роста. А без них побег уже не может расти так быстро.

Она стала рассматривать уцелевшие пушинки в микроскоп, возбужденно шепча:

– Это микроорганизм, определенно микроорганизм! Это же открытие мирового масштаба.

И вдруг, оторвавшись от окуляра, бросилась обнимать и целовать Тимура. Тот даже не сразу понял, за что.

Оказывается, за то, что он привез свою находку именно ей и дал именно ей возможность совершить это открытие.

Но поцелуи быстро перескочили стадию простой дружеской благодарности, и через минуту Тимур уже пытался содрать с Тамары халат и расстегнуть блузку.

Тамара разрывалась между желанием поучаствовать в этом процессе с прежним юношеским жаром, способным сжигать лишний вес лучше любых патентованных препаратов, и стремлением сообщить научной общественности о своем открытии, пока ее кто-нибудь не опередил.

Черт его знает, какой из вариантов Тамара предпочла бы по собственной воле – но тут научная общественность сама ввалилась в лабораторию. Коллеги пришли сообщить Тамаре, что из белой пустыни привезли образцы пуха и растений. Тут Тамара и обрадовала коллег, поведав им о своем открытии.

Немедленно начали проверять – и все сошлось. Пушинки действительно были похожи на микроорганизмы, хотя кое-что оставалось непонятным. Например, не удалось выяснить, откуда пушинки берут энергию для своих прыжков и для жизни вообще.

Если запас питательных веществ хранится внутри самого организма, то он должен истощиться очень быстро. И как этот запас возобновляется, было непонятно, потому что у пушинки – которая оказалась не простейшим, а многоклеточным организмом – не было никаких видимых органов пищеварения.

Исследования затянулись до глубокой ночи, и стало ясно, что домой никто из биологов не пойдет.

Тимур Гарин тоже никуда не уходил. Он оккупировал телефон в одном из кабинетов, раздобыл где-то справочник «Желтые страницы» и занялся своим прямым делом: параллельно добывал информацию о событиях в городе и договаривался с редакциями о публикации материалов.

Усталая Тамара вошла в кабинет как раз тогда, когда Тимур получил самое ошеломляющее известие за эту ночь.

– Знаешь, они говорят, что мы на другой планете, – сказал он, тыча пальцем в телефон.

– Очень может быть, – ответила Тамара, запирая дверь изнутри.

Когда она сняла халат и блузку, Тимур убедился, что ее привычки за двенадцать лет не изменились. Лифчика Тамара Крецу не носила никогда. И это нисколько не повредило ее грудям, таким же налитым, как в старые добрые времена.

Но долго любоваться роскошным телом тридцатитрехлетней нерожавшей женщины Тимуру не дали энергетики. Университет, проводивший исследования по заказу правительства, должен был снабжаться электроэнергией в первоочередном порядке, но что-то где-то не сошлось, и свет погас.

Понятно, что Тимура и Тамару это нисколько не огорчило. Любовь любит темноту.

Правда, звуки, которые издавала Тамара в этой темноте, немного испугали юных лаборанток, которые работали в лабораториях по соседству. Но умудренный опытом седой профессор, прислушавшись, успокоил их.

– Ничего страшного, – сказал он. – Обыкновенное размножение людей в неволе.

– А почему в неволе? – удивились юные лаборантки.

– Потому что Тамара Евгеньевна замужем, – пояснил профессор, хитро улыбаясь.

На обочине дороги увлеченно совокуплялись две собаки. Это была уже четвертая пара, которую Саня Караваев увидел за этим занятием в городе. «Брачный сезон», – подумал он отстраненно – хотя у него самого был пес Тингай, и Саня отлично знал, что у собак не бывает брачного периода.

Собачьи проблемы, впрочем, волновали дальнобойщика мало. Гораздо больше его беспокоила невозможность выехать из Москвы. Караваева не выпускали ни в западном направлении – на Польшу, ни в восточном – на Владимир.

Он попытался дозвониться домой во Владимир из автомата, даже не пожалел денег на карточку – но автомат реагировал на попытку набрать иногородний номер одной и той же фразой на жидкокристаллическом дисплее: «Неисправность на линии».