В последнюю дверь ему пришлось вползти на четвереньках, вслед за ним охранники-рудоделы бросили Мадора. Он повалился на остро пахнущую подстилку из жесткой травы, громыхнул пустым ведром в углу, а рудоделы захлопнули дверь. Стало совсем темно и тихо.

Может быть, попробовать разорвать веревки мыслесилой, она наверняка здесь больше, чем дома? Геранд сосредоточился, желтый туман поплыл в глазах, сросшиеся веревки так врезались в кожу, что он закричал от боли. Оттуда, где лежал Мадор, раздалось сопение и стоны – видимо, он тоже пытался освободиться. Нет, так просто это не получится, надо подумать.

Геранд привалился спиной к стене, ощутив холод камня и неровные бороздки от инструментов, которыми его рубили. Неровности есть, но перетереть о них веревки не удастся. Резать нечем, складные ножи и прочие инструменты рудоделы вытащили у них из карманов еще на лугу. Мыслью веревку не разорвать, руками тем более, но ее можно пережечь! Кожа, конечно, пострадает, но другого выхода нет. На Нимелоре зажигать огонь на пальцах умеет каждый школьник, этому и учиться не надо, только дождаться, когда мыслесила достаточно подрастет.

– Мадор, я придумал!

Ответа не было. Морщась от боли и сжимая в руках, связанных за спиной, клок сухой травы, Геранд отполз на голый пол. Вперед! В глазах поплыла желтая пелена, волна мыслесилы пробежала по ладони, собралась в раскаленную точку на сжатых концах пальцев, и трава вспыхнула, рассеяв темноту. Запахло гарью, отчаянная боль разлилась по коже – как жжется, а он-то надеялся! Но отступать было некуда, и он только крепче сжал догорающую траву. Ну, наконец-то! Снова наступила темнота, веревка натянулась – и лопнула, в последний раз рванув кусочки кожи с запястий.

Боль сразу стала меньше. Геранд пережег веревку еще в нескольких местах, и руки окончательно освободились. Обгоревшие обрывки, конечно, еще оставались на коже, но с ними можно будет разобраться потом. А теперь освободить Мадора! Вздыхая и постанывая, родственник вытерпел всю процедуру, не пытаясь помочь. Ну, это было понятно, он ведь ранен, да и старше по положению и по возрасту! Наконец, руки Мадора освободились, и Геранд упал на траву, борясь с болью в обожженных пальцах.

– Ну, что ты сидишь! – услышал он голос Мадора. – Руки свободны, так надо бежать скорее! Не дожидаться же, пока нас убьют!

– Сначала надо разобраться, как это сделать, – пробормотал Геранд, прогоняя остатки желтого тумана в глазах.

– Что тут разбираться! Дождемся ночи, откроем дверь – у них на замках не может быть большой мыслесилы, ты в один миг взломаешь. Или дверь разобьем мыслесилой – дерево старое, уже давно не живое. А потом оглушим часовых, выбежим наружу …

– Но ты ранен в ногу, как ты побежишь на одной ноге?

– Ты меня понесешь на спине!

– На четвереньках, не зная дороги, я донесу только до первых часовых, – возразил Геранд.

– А ты что, сидеть тут хочешь до конца жизни?

Мадор заворочался, шурша подстилкой, и принялся постукивать обеими руками по стене.

– Что ты ищешь? – Геранд подполз ближе, ощупал стену. Бороздки от инструментов, отвесная стена – это не просто пещера, это нарочно вырубленное помещение. Запахов никаких нет, сухо и чисто. Должно быть, когда-то рудоделы здесь жили или работали.

– Щель! Здесь всегда жили наши предки, эти стены наверняка от них остались, а где-то здесь рядом – Голый камень, память народа, его сила и святыня!

– А это что за камень?

– Мадор Неукротимый ударил рампером по этому камню, и из него изошла великая сила. С тех пор она передавалась всем истинным людям, которые приходили поклониться святыне.

Силы великие он пробудил,

Те, что в горах разлиты.

Час победный славу родил,

Славы дни не забыты!

Геранд так и не понял, что именно изошло из Голого камня, но сейчас все камни вокруг были голые, и из них не исходило ничего. Он принялся прощупывать стену сам. Вот угол, а вот другая стена, ровная и гладкая, будто сложена из обтесанных каменных плит. Где эти плиты соединяются, может быть, между ними есть швы? Геранд повел руками вдоль стены, крепко прижимая к ней ладони и сосредоточившись на мысли об отверстиях и швах кладки. Мадор пополз за ним. А вот и шов! Руки Геранда замерли, стена дрогнула, мелкая пыль посыпалась из-под ладони, и один палец провалился в щель с ровными краями, а из нее потянуло какими-то нежными благовониями. Как это она так легко открылась, ведь там не было ни замка, ни дверного притвора? Должно быть, священный Голый камень действительно близко! Геранд просунул в щель сначала одну ладонь, а потом другую, раздвигая ее края. Что там, дальше? В глубине открывшейся щели мутно засветилась узкая полоса, он приник к ней глазом. Что там? Высокая, освещенная комната, и в ней никого нет, во всяком случае, не слышно ни голосов, ни стука оружия. Он сосредоточился, перед глазами снова поплыла желтизна, и щель превратилась в широкую низкую дверь. Геранд выбрался в нее и оказался в большом круглом зале, освещенном мягким серебристым светом. Мадор, волоча за собой раненую ногу, вылез за ним следом и мыслью закрыл дверь за собой.

Что это за место? Просторный зал со сводчатым потолком был не меньше восьми локтей, то есть двух человеческих ростов, в высоту. Посередине зала стояла невысокая загородка с белокаменной резьбой, за которой в полу темнел провал. Резьба была такая же, как на башенке с часами. В нишах у стены стояли засушенные цветы светосбора, они освещали зал таким приятным светом и давали едва заметный нежный запах. Между нишами помещались сундуки из черного дерева с коваными замками и резьбой на боках. Над ними на стенах виднелись картины, созданные то ли из цветного стекла, то ли из самоцветных камней, а может, из того и другого вместе. Стены между картинами были расписаны красными цветами, синими листьями и желтыми птицами. Краски картин были ярче, росписи на стенах выглядели фоном для картин, подобранным с отменным вкусом, и все это искрилось и переливалось в нежном свете светосборов. Картины рассыпали искры, но это разноцветье и сверкание не резало глаз, а только придавало выразительности изображениям

– Вот что создали здесь наши предки! – в полный голос заговорил Мадор. – Помнишь, как в «Неукротимом»?

И победил он тогда мастеров,

Предателей покарал он.

Дом их стал домом его сынов,

Славы народа началом.

– Тише! Но сначала это был дом рудоделов! – шепотом возразил Геранд. Конечно, рудоделы не особенно человеколюбивы, но все же расписать этот зал могли и они. Во