– Не стоит так говорить об отце. На самом деле, ему очень нездоровится в последнее время. Ведь прошло уже столько лет, а он до сих пор ходит к Реке. Вы должны видеть, что ему нездоровится. Он хромает на левую ногу.

– Да, конечно, ходит он к Реке, – презрительно фыркнул Свен. – Эх, парень, не знаешь ты своего отца. Он неплохо здесь устроился благодаря своей хитрости. С твоим отцом я знаком еще с того времени, когда он только приехал в Альту. Если у него действительно есть какие-то теплые чувства к нашему краю, то они спрятаны глубоко. Так спрятаны, что он и сам не догадывается, где они.

Юрген опешил. Свен изменился, это было заметно. Сейчас перед ним стоял не старенький темный мужчина, ростом чуть выше Юргена, а настоящий человек-штык, готовый проткнуть тебя в любую секунду. Юрген посмотрел на Свена испуганно.

– Чего ты так смотришь, парень? – Свен опустил молот. – Я говорю тебе правду. Мы ведь с твоим отцом не первый день работаем вместе. И я понимаю, что Густ такой же человек, как и все.

– К чему вы ведёте? – Юрген непонимающе уставился на Свена.

– Да разуй же глаза, мальчишка. Твой отец не ходит к Реке уже несколько месяцев!

– Подождите… Но как же вода?

– Воду он берёт из хранилища Альты. Немного, ты ведь должен был заметить, насколько вам её хватает. Он кое-как может дойти до хранилища, какая уж там Река. Пока об этом знаем только я и твоя матушка Лора. Ну, теперь знаешь и ты.

Юрген отрицательно покачал головой.

– Но ведь отец…

– Да, твой отец хитрый, упорный. На слепой лошади не объедешь.

– Но почему, – Юрген остановился от нахлынувшего испуга, – почему вы никому ещё не сказали?

Свен усмехнулся.

– Ну, допустим, рассказал бы я. И что дальше? Густ единственная веточка, на которой я всё ещё способен усидеть. А сломаю эту ветку – и сразу упаду в чертову пропасть, где до меня никому не будет дела. Я ведь говорил, что всех моих близких давно унесло Рекой. Видишь ли, Юрген, я уже стар, слишком привязан ко всему знакомому. Поэтому и стараюсь крепче держаться за каждую веточку, за каждую связь.

– Да-а, – неуверенно протянул Юрген, – теперь понимаю.

– Да, и этим можно многое оправдать, – добавил Свен. – Но ведь совсем другое дело ты. Неужели Густ считал, что можно сделать ребенка, словно табурет, и поставить его пылиться в угол? Он ведь совершенно не знакомит тебя с окружающим миром. Я с ним поговорю сегодня вечером. Заодно дам тебе несколько дощечек. Там должна быть расшифровка всех символов, которые у тебя на медальоне.

– Спасибо вам, – вежливо поблагодарил Юрген.

– Ну ладно, закончили болтать. Вряд ли твоя жизнь будет завесить от того, насколько хорошо ты орудуешь языком. Ведь мужчина должен в первую очередь хорошо орудовать руками. Давай, сначала металл нужно раскалить, затем…

Юрген смотрел на угли. В глазах у него как будто зажглась новая жизнь. Свен что-то говорил, что-то важное, но слова осыпались на землю. В воздухе плавал прелый запах свежего сена. День только начинался, а ему уже было тяжело стоять на ногах. Но он всё же стоял и смотрел, как двигаются из стороны в сторону мощные руки Свена. В течение следующих нескольких часов Юрген бродил по кузнице, подавая Свену необходимые материалы. Время близилось к полудню, и Свен отправил Юргена домой.

Мальчик вышел из кузницы и тут же упал на землю, перепачкав лицо в опилках. Его тошнило, он тут же встал с земли и, не отряхнувшись, поковылял прочь. Он открыл дрожащей рукой входную дверь, что-то пробубнил Лоре, уронившей от испуга деревянный ковшик, и стал взбираться по ступенькам на второй этаж. Лора кричала, зовя Густа. Последнее, что услышал Юрген еще в сознании, – это грохот в кладовой и слова Густа. Кажется, это было: «я ведь говорил».

Спустя несколько минут он пришел в себя. Лора дала ему немного воды, принесла утреннюю похлебку и велела съесть. Густ стоял рядом и невозмутимо рассматривал одежду сына, испачканную в опилках.

– Это он ещё молот в руки не брал, – подметил Густ, обращаясь к Лоре, – а ты говоришь, чтобы он со мной шёл куда-то. Да он ведь утащит меня к самому дьяволу.

Юрген резко встал с кровати и хотел уже подать голос, но Густ его остановил. «Уже достаточно, Юрген», – сказал он, вышел из комнаты и, хромая, направился в сторону кузницы. Лора присела рядом с Юргеном и осторожно положила распаренную руку на его плечо. Какой же он был сейчас холодный. Казалось, все его тепло утекало куда-то вниз, в вечно голодную пропасть. Лора погладила сына по голове.

– Как это произошло? – спросила она мягко. – Ведь утром ты себя прекрасно чувствовал.

– Вы же знаете, приступы возникают спонтанно. Особенно когда воды долго не пил.

Юрген ударил ладонью по лбу, смахнул холодные капли пота и посмотрел в глаза матери. В них теплилось то особое сочувствие, которое бывает только у женщин. «Матушка. Она страдает куда больше меня», – подумал он. Да, её выдавали глаза. Большие глаза на маленьком личике. Он глубоко вдохнул и, набравшись сил, задал первый вопрос:

– Вы знали, что Густ не ходит к священной Реке?

Лора заколебалась. Ей хотелось перевести дыхание, прилечь на кровать рядом с Юргеном.

– Конечно, я знала.

– Но почему вы не говорили мне?

– Потому что, Юрген, мне самой было неприятно видеть, как мой муж обманывает целую Альту. И я надеялась, – она глубоко вздохнула, – что хотя бы в твоих глазах мы будем выглядеть как хорошая семья, которая чтит традиции.

– Неужели вы думали, что я никогда не узнаю?

Лора молчала. Она не решалась сказать правду, хотя ее признание сейчас не имело абсолютно никакого смысла. Лора считала, что мальчику был нужен пример достойного мужчины. Тогда, возможно, из Юргена бы и вышло что-нибудь порядочное.

– Не думала, Юрген, – ответила Лора.

Она положила тоненькую руку на его холодное плечо и нежно произнесла:

– Как ты себя чувствуешь?

– Сейчас? Превосходно, – с горькой усмешкой ответил он.

– Тогда немного отдохни и сразу же вставай. Мне нужна твоя помощь на первом этаже. Скоро вернётся Густ, к тому моменту всё должно быть готово.

Юрген послушно кивнул и тут же поднялся с кровати. Дрожащие ноги мягко встали на прохладный пол. Ему было стыдно за то, что с ним происходит. Разве мог он в чем-то обвинять Густа, разве мог его вообще судить? Ведь если посмотреть на него самого, на это трясущееся тело… лучше бы сразу это тело спустить вниз по Реке прямиком в священный лес. Он постарался выпрямиться, у него болела спина. День всё еще продолжался.

Стрелка часов приблизилась к девяти. Юрген Лаос сидел за столом на первом этаже, уставившись в потолок, почерневший от дыма. Он положил руки на колени, стараясь унять дрожь. Не получалось. Как ему хотелось отдать кому-нибудь эту неведомую силу, трясшую его с самого раннего детства. Это была настоящая болезнь, куда ужаснее всех остальных, ибо её невозможно было передать, распространить, как гонорею или хворь. Эту боль не мог с ним разделить никто другой, не мог элементарно представить, понять.