Доктор Киллиан видел свое отражение в мониторе. Усталое, старое, изможденное. Он не облысел и не полностью поседел – волосы были грязно-бежевые, как и все остальное в комнате. Но год, который он провел почти безвылазно в лаборатории, перебиваясь с гранта на грант и хватаясь то за один, то за другой проект, оставил на лице морщины и следы истощения.

«Я знаю: сделано то, что должно было быть сделано, но моей ноши это не облегчает».

«Все письма в электронной почте, можешь поискать в ящике. Больше я ничего не могу. Пойми, это нужно было сделать».

Так ли? Доктор Киллиан задавался этим вопросом неделя за неделей. Нет, другого выхода не было. Или был? Оправданное ли было решение? И что, если он все же ошибся? Если совершаешь нечто ужасное, обрываешь несколько десятков жизней, но при этом спасаешь тысячи, имеешь ли ты право принести тех немногих в жертву ради большего блага? Математически это работало. Статистика показывала, что он прав. Он ученый – он верит фактам. Но сейчас пришло осознание, что в последние несколько дней логика была бессильна перед тем, что он человек. Он испытывал вину, он не мог жить с этим ощущением – как не смог бы вынести допрос.

«Меня трясет. Стало трудно печатать. До свидания».

Доктор Киллиан нажал кнопку «Печать», но не торопился вставать и идти к принтеру. Лучше пусть лежит там, где не запачкается.

Он выключил компьютер. Да, сам он выложил бы все, что они захотят узнать, но кодировка на жестком диске у него совершенная. Так можно выиграть время, чтобы Экстремис развернулся, показал всю свою мощь, силу и возможности инноваций, а через код так и не прорвется никто, кроме самых отчаянных программистов. Может быть, потратив уйму времени, ФБР тоже доберется до того, что на жестком диске, но его коллегам это не под силу. Они отличные специалисты-биологи и медики, но взлом программного кода к их сильным сторонам не относится.

«Это нужно было сделать», – снова подумал доктор Киллиан. Он протянул руку вправо и выдвинул ящик стола, где лежал заряженный пистолет. В соседнем кабинете доктор Хансен положила трубку и выругалась. Она швырнула какой-то предмет, и тот отскочил на пол с ее стороны их общей стенки. Журналисты ее порядком достали. Она доберется сюда за минуту и найдет записку в принтере. Потом по телефону вызовет врачей. Нужно не промахнуться, чтобы звонить ей пришлось уже в морг.

Доктор Киллиан взял пистолет в руку, проверил обойму и повернул дуло на себя. Снова зашел на сайт, где покупал оружие, чтобы проверить, все ли правильно сделал – раньше ему не приходилось иметь дело с пистолетами. Киллиан приставил дуло ко лбу между бровей, но затем передумал, немного опустил и засунул в рот. Он вспомнил знаки на мосту рядом с его малой родиной, где он провел самые важные годы становления, знаки, которые сухо рекомендовали тем, кто собирается прыгнуть с моста, передумать и позвонить по такому-то номеру. Лучше было тогда прыгнуть, думал он, и получить в свою честь скромную заметку в ежедневной газетенке, чем попасть на первые страницы, где, вероятно, скоро развернется громкий скандал с ним в одной из ролей. Вышибить себе мозги – немного кровавая развязка. Ну что ж, по крайней мере он добавит красок своему мрачно-бежевому рабочему месту – жаль, эту шутку никто не понял бы. Разве что его жена, если бы она у него была.

– Я никогда не влюблялся, – сказал доктор Киллиан вслух. Ему уже было не важно, услышит ли кто-то его слова. Через несколько мгновений ни одно из этих слов не будет иметь значения. – Никогда. И меня тоже никто не любил.

Он почувствовал, как по щекам бегут теплые слезы, пощипывая кожу на пути к подбородку. Доктор Киллиан никогда не думал, что его жизнь закончится таким вот образом, никогда ему в голову не приходило такое решение. В отношении Экстремиса он принимал верные решения – тут никаких сомнений, но неожиданно подступило чувство вины и стыда. Боже, стыда! Он пользовался уважением в научной среде. И не смог бы с этим жить. Может, со временем, когда Экстремис начал бы спасать жизни, люди поняли бы.

Доктор Олдрич Киллиан выстрелил.

Тони стоял у трехметрового окна за дубовым рабочим столом в своем кабинете на девятом этаже, откуда открывался вид на Луна-парк, изгибы американских горок под названием «Циклон», тротуар, песчаную полоску пляжа и Атлантический океан. У ворот «Старк Энтерпрайзес» до сих пор толпились его фанаты. Они толкались и пихались. Может быть, только что показался Железный Человек – что было маловероятно, ведь это же он сам – или какая-то добрая душа предложила им бесплатно покататься на Колесе чудес.

«Миссис Ренни наверняка придумает какую-нибудь изощренную месть», – осознал вдруг Тони. Она ужасно боится высоты. Если немного повезет, ей достанется скользящая кабина, которая не прикреплена к ободу. Вообще говоря, они очень надежные. Но это не значит, что, когда кабина внезапно съедет от обода к середине, а потом обратно, миссис Ренни вспомнит об их идеальных показателях безопасности.

На самом деле она нравилась Тони своей угрюмостью. Не то чтобы он ей об этом говорил. И еще он никогда не говорил Пеппер, как весело работать с миссис Ренни. Ему, конечно, хотелось, чтобы Пеппер вернулась поскорее. Ее профессиональные навыки и эффективность работы для «Старк Энтерпрайзес» были незаменимы. Тони даже не был уверен, выживет ли компания без нее. Ну а ее обаяние, теплота и чувство юмора, и вечернее платье с открытой спиной и заниженной талией, в котором она так великолепно выглядит… В этом отношении миссис Ренни с ней, пожалуй, не сравниться.

Дверь в кабинет открылась. Тони не обернулся. Он смотрел на свое отражение в окне – новый костюм, который отправила ему в гараж миссис Ренни, был просто отличный и потрясающе на нем смотрелся, – а в двери показались две фигуры, которые пришли со штативом и камерой. Это была съемочная группа документального фильма.

– Кони-Айленд, – довольным голосом проговорил Тони и взмахнул рукой, указывая на роскошный вид из окна. – Мой отец говорил мне, что это самое потрясающее место на Земле. Аттракционы. Возводящиеся здания.

Видите башню «Прыжок с парашютом»? Стальное чудо инженерного мастерства, представленное на Международной ярмарке 1939 года, Эйфелева башня Нью-Йорка. С ее предшественницы совершила свой первый прыжок сама Амелия Эрхарт, а во время Второй мировой лампы на ней не гасли, даже когда отключали электричество. А Колесо чудес? Его варили прямо на месте, в 1920 году.

Люди думали, что посетить такое невероятное место, как Кони-Айленд, можно только в далеком будущем. Даже ночью народ не расходился. Спали на пляже – чтобы утром проснуться в будущем.

– Больше на пляже не спят. За всю свою жизнь не видел, чтобы башня «Прыжок с парашютом» работала.

Тони обернулся. Оператор – или скорее практикант – уже устанавливал штатив. Его начальник, седой мужчина лет шестидесяти, вживую казался старше, чем на фотографиях в прессе, которые попадались Старку.

– Прошу прощения, – сказал ему Тони. – Вы ведь мистер Беллингэм, верно?