Ирка, — подумав, спросил его Лойзик, — а согласится твой дядя и мне такой звонок смастерить, если я ему принесу эти штуки из будильника?

— Может, и согласится, я его спрошу. У вас дома есть старый будильник?

— Нет… То есть да, у дедушки, кажется, есть испорченный. Ты спроси своего дядю, ладно, Ирка?..

— Спрошу, конечно, спрошу. Только мне, ребята, пора. Меня в лавку послали, маме срочно понадобились дрожжи…

Иржик поехал, а ребята еще долго слышали, как он трезвонит.

— Вот это звонок! Знаешь, Франтик, я тоже такой хочу…

— Звонок хорош… Где бы только достать будильник?..

Лойзик с Франтиком вымыли руки в речке и уселись на берегу. Лойзик задумчиво глядел на течение реки, по которому плыл какой-то сучок. А Франтик пытался прутом изменить его направление. Для него сейчас это был не просто сучок, а подводная лодка, которая должна была потопить немецкий крейсер.

— Послушай, Франтик, — таинственно зашептал Лойза, хотя кругом не было ни души, — поклянись, что об этом никто не узнает…

— Чего ты шепчешь, ведь мы тут одни.

— Это будет теперь наша общая тайна, надо держать язык за зубами.

— Что-нибудь о ребятах?

— Нет, не о ребятах. Но то, что я тебе скажу, очень важно и должно остаться между нами навеки. Только сперва поклянись, что будешь нем как могила…

Франтик перестал смотреть на «подводную лодку» и подвинулся поближе к Лойзику.

— Не морочь мне голову, а говори, что знаешь…

— Ты сперва дай клятву, что никогда никому не скажешь, а потом узнаешь…

— Ну конечно, не скажу, мы с тобой товарищи.

— Этого мало. Протяни мне правую руку и скажи: «Честное слово».

— Как я могу дать честное слово, когда не знаю, что ты скажешь?

— Ну, если тебе так трудно дать наперед честное слово, то я тебе вообще ничего не скажу. Значит, ты можешь проговориться…

— Ладно, Лойзик, честное слово! Буду молчать. Вот моя рука.

— Только смотри никому не проболтайся! — Лойзик взял правую руку Франты и встал, чтобы придать обряду большую торжественность.

— Честное слово, — произнес Франтик, — обещаю тебе, что никому не проболтаюсь. Давай скорей, выкладывай…

— Франтик! Мы оба достанем такие звонки, как у Ирки…

— А как? Ты что-нибудь придумал?

— Вот именно. Мне пришла в голову отличная идея! Если нам повезет, ребята просто ахнут!

— А где эти звонки?..

— Это как раз самая большая тайна, и она должна навсегда остаться между нами.

— Раз я тебе поклялся, так говори, а не тяни резину…

— Ну ладно, пойдем со мной…

— Куда?

— Увидишь.

— Ты хоть скажи, куда мы идем?!

— Пошли, на месте узнаешь все остальное. Это не так-то легко сделать, но так как нас теперь двое, то, может, и удастся.

Франтик больше ни о чем не спрашивал, а последовал за Лойзиком. Они поднялись на горку, прошли четыре пригородные улицы с низкими одноэтажными домиками, потом свернули на пятую. Улица шла в гору еще шагов пять — десять, дома здесь стояли только по левой стороне, а в самом конце ее — огороженный низеньким забором желтый домик с узким палисадником перед окнами. В доме жил истопник брненского оружейного завода пан Докоупил. У дома Докоупила кончалась улица, а дальше шла полевая дорога к ближнему лесу.

Когда мальчики подошли к дому, Лойзик схватил Франту за рукав и зашептал:

— Нам повезло, у них открыты окна.

Франтишек ничего не понимал.

— Иди сюда, Франтик, заберемся на насыпь, заглянем в комнату.

Напротив дома, где уже не было никаких построек, спускалась к дороге высокая насыпь.

— Знаешь, Франтик, отойдем подальше. Вроде бы мы просто гуляем, а потом по насыпи вернемся обратно.

Мальчики влезли на насыпь, возвышавшуюся в двадцати шагах от дома, прошлись, вернулись обратно и остановились прямо против дома.

— Так, а теперь, Франтик, будь начеку. Мы не можем долго смотреть в комнату: вдруг нас заметят! У одного из окон на комоде должен стоять будильник, он там всегда стоял. Кажется, от окна направо, ага, у того, которое смотрит на нас. Гляди внимательно…

Через открытые окна была видна почти вся комната. В глубине ее у стены стояли кровати с высоко взбитыми перинами, в середине стол, а напротив, рядом с окном, — комод. Мальчики видели только часть верхней доски, покрытой белой салфеткой. В комнате никого не было, во всяком случае, они никого не заметили.

— Видишь? — Лойзик схватил Франту за руку.

— Где?

— Ну, сразу у первого окна, на комоде…

— Ага, уже вижу. У него два звонка!

— В том-то и дело, что два звонка.

— Хорошо, а как…

— Пан Докоупил знаком с моим папой. Ты же знаешь, что папа мобилизован на оружейный завод, а пан Докоупил там работает истопником… Пошли, кто-то вошел в комнату. Наверно, старая пани Докоупилова…

Ребята побежали к лесу.

— Ты думаешь, он продаст будильник?

— Погоди, добежим до леса, сядем, и я тебе скажу, что я придумал. Знаешь, что мне пришло в голову, когда мы сидели у реки?.. — Лойзик замолчал — наверное, он собирался с мыслями, как бы это все объяснить Франтику, чтобы сразу заинтересовать его своим планом. — Мы будильник у Докоупила купим, но так, чтобы он не знал, что мы его купили. Понимаешь?

— Нет, не понимаю… Как это? Купить так, чтобы он не знал? Может, кто-нибудь купит его для нас? Ты так думаешь?

— Нет, не так. Подумай, если я скажу пану Докоупилу, чтобы он продал мне будильник, он мне его ни за что не продаст. Особенно если узнает, что мы хотим снять с него звонки для своих самокатов. Поэтому мы возьмем будильник, чтобы он об этом не знал, но взамен мы ему что-нибудь дадим, но тоже так, чтобы он не знал, кто ему дал. Теперь понимаешь?

— Какая же это покупка? Знаешь, как называется? Кража!

— Ну да, это немножко кража, но не обычная кража, ведь он не останется в убытке, если за будильник мы ему что-нибудь дадим. Получится, вроде мы у него купили. Кража — это когда человек терпит убыток. Мы же не собираемся так поступать.

— Ой, Лойзик, я думаю, что это все равно кража.

— Ну, может, это и кража, но только не воровство. Мы же хотим вознаградить его за потерю.

— А ты знаешь, сколько стоит такой будильник?

— Нет, но будильник старый, он не может стоить сколько новый.

— Не забудь, что у него два звонка, значит, он не обыкновенный будильник. Значит, он дороже.

— Зимой я был с папой у Докоупилов. Пан Докоупил говорил тогда папе, что этому будильнику уже пятнадцать лет и он убегает почти на полчаса за сутки. После