Докоупила, то поеду очень быстро и звонить не буду… Поздороваюсь, а он на самокат и внимания не обратит». — «А что, если ты случайно его не заметишь и он узнает свой звонок по звуку?» — «Может, не узнает, ведь он привык слышать сразу два звонка, а у меня будет только один, а другой у Франтика…» — «Хорошо, а если он встретит Франтика на самокате?..» Что правда, то правда, Франтик рохля, он может выдать… От этого разговора с самим собой у Лойзика снова застучало сердце. Ну почему нельзя просто чему-то порадоваться? Недаром сегодня ночью ему приснился страшный сон. Лойзику снилось, как пан Докоупил гонится за ним… Лойзик бежит по улице, ноги будто свинцовые. Он слышит за собой крик: «Держите его, держите его!» Он оглядывается и видит, что за ним мчится пан Докоупил на его самокате, а за паном Докоупилом все ребята из класса, тоже на самокатах… Потом он очутился в каком-то болоте, не мог двинуться с места, проваливался все глубже и глубже… Лойзик проснулся весь в поту.

В школе сегодня тоже не везло. На каждом уроке ему делали замечания за невнимательность. К счастью, в самом начале урока арифметики завыли сирены… А дома! Вот натерпелся он страху, когда полез в папин стол за сигаретами!.. А потом… Мама была все время дома, а в чулане двери страшно скрипят. Только и выдалась минутка, когда мама побежала к соседке, через улицу, за уксусом для подливки. В другой раз мама послала бы Лойзика, но сегодня, видно, ей хотелось узнать, нет ли каких новостей, может, что по радио передавали, — у Падаликов ночью слушают Москву.

Лойзик сел на берегу. Сверток положил рядом с собой. С противоположного берега доносились какие-то выкрики. Среди кустов и деревьев он заметил немецких солдат. Лойзик был рад, что его и солдат разделяет река, кусты и деревья…

Он вспомнил, как вчера ночью папа слушал Москву, а мама тряслась от страха. Дело в том, что по соседству живет одна фройлен, кажется немка, и мама очень ее боится… «Они уже покатились под гору, — говорил вчера папа. Это он о немцах. — Русские идут на Мораву, скоро фашистскую нечисть погонят до Берлина». А мама заглядывала за штору и даже пошла посмотреть в переднюю. А папа ей сказал: «Перестань ты бояться, им теперь некогда следить, кто какое радио слушает. Они думают только о том, как бы скорее ноги унести и спасти свою шкуру. Но им ничто не поможет, пришел их последний час. Была бы их воля — весь мир бы разворовали, грабители окаянные!» Папа так разозлился, что чуть не кричал, а мама все одергивала его, чтобы кто-нибудь не услышал. Обидно в самом конце войны попасться к ним в лапы… Потом папа уже потихоньку рассказывал маме, как какие-то спекулянты продают сало уже за тысячу пятьсот крон, масло за пятьсот и дороже, а кило муки за двести крон… «И это печально, что некоторые чехи оказались плохими людьми и наживаются на нашем несчастье. Чем они лучше немцев? — сказал папа. — После войны их следовало бы выгнать вместе с немцами».

Как только Лойзик вспомнил, о чем говорил папа, ему снова стало не по себе. Но ведь они с Франтиком не такие, они просто хотят меняться. Тут он услышал топот за спиной. Лойзик вскочил, поспешно спрятал сверток под куртку и оглянулся. Перед ним стоял всего-навсего Франтик…

— Несешь? — спросил Лойзик.

— Только это. — Франтик вытащил из-под полы банку мясных консервов и, задыхаясь, объяснил: — Ничего больше не достал. Чулан мама запирает. Консервы взял в кухне из шкафа, может, мама не заметит.

Лойзик посмотрел на банку.

— Наверно, полкило будет?

— Конечно!

— Давай, Франтик, сложим все в один сверток, так легче сунуть в окно.

— У тебя хватит бумаги?

— Хватит, бумага крепкая. Я все упаковывал на чердаке, а знаешь, как трудно было пронести этот сверток, чтобы мама не заметила!

— Думаешь, нам все-таки удастся взять будильник…

— Ничего нет легче, если только у Докоупила будет открыто окно. Это очень просто. Посмотри, получился порядочный сверток. Пойдем, Франтик, прямо сейчас, а если сегодня нам не повезет, мы его где-нибудь спрячем, а завтра снова попробуем.

— А ты представляешь, что будет, если нам не повезет и об этом кто-нибудь узнает, ну хоть ребята из нашего класса…

— Франтишек, ты боишься?

— Не боюсь, но вдруг нас кто заметит?

— Вот потому-то надо все осмотреть вокруг. Пошли. Окно открыто! — зашептал Лойзик. — Пошли, давай поднимемся и посмотрим, нет ли кого в саду. Может, они там, за домом, сейчас в садах много работы.

— Давай, Лойзик, заберемся лучше на насыпь, с улицы плохо видно, что там внутри делается, одно окно закрыто.

— Знаешь, нам очень повезло, что открыто именно правое окно, через левое нам бы будильник не достать, пришлось бы через весь комод тянуться.

Когда мальчики влезли на насыпь, стало ясно, что через одно открытое окно всю комнату нельзя рассмотреть. А через закрытое ничего не видно. Стекла блестели, и в них, как в зеркале, отражалась улица.

Ребята скатились с насыпи и пошли вверх по дороге, откуда был хорошо виден сад, находящийся за домом. В саду на протянутых между деревьями веревках висело белье, но людей как будто не было. Франтик вдруг схватил Лойзика за рукав:

— Посмотри, вон идут две женщины по дороге, видишь?

— Ага, давай поскорее отсюда, чтобы нас не заметили. По-моему, это пани Докоупилова с бабушкой, но мне все-таки плохо видно. Побежали к лесу, оттуда будет виднее.

В одно мгновение мальчики оказались у леса.

— Да, это они, старая пани Докоупилова с молодой, я узнал их. Считай, что нам повезло. Значит, никого нет дома, пан Докоупил сейчас на работе.

— Ты точно знаешь?

— Совершенно точно. Они идут на поле. Видишь, та, которая несет мотыгу, — это его жена, а за ней бабушка, у нее корзина в руке, я их узнал, не бойся. Давай вернемся, может, нам сегодня повезет.

— Лойзик, тебе не кажется странным, что все ушли из дома и оставили открытым окно?

— Ну и что с того? Может, забыли, а может, ушли ненадолго. А может, чтобы в комнате был свежий воздух. Поле недалеко. Видишь, они уже остановились. Пошли скорей, и не оглядывайся…

— Послушай, а вдруг у них еще кто-нибудь живет, кого ты не знаешь? Почему они белье оставили на веревках?..

— Ну и что, с поля хорошо виден сад. Хуже, если они вспомнят, что не закрыли окно, и пани Докоупилова решит вернуться.

— Вдруг они в