Паша вернулся в коридор и посмотрел на себя в зеркало: обычный молодой человек заурядной внешности. Светлые волосы. Легкий загар. Стамбульский. Светло-серые глаза. Нос немного «картошкой». Вялая линия рта. Таких — пруд пруди. Иногда Паша думал: может, сделать какую-нибудь татуировку на груди или на запястье, хоть чем-то выделиться? Но потом эти мысли быстро улетучивались из головы. Он и татуировка — это было бы смешно. Когда он сказал об этом Надин, она усмехнулась: «Детская забава! Потом будет стыдно, но назад хода нет!» Надин, как всегда, была права. Пашу удивлял и восхищал ее практичный острый ум. Никакой сентиментальности и слюнтяйства. Надин можно было легко представить топ-менеджером крутого банка или хозяйкой собственной фирмы. А она — всего лишь помощник главного консультанта по кастингу. Смешнее не придумаешь!

Паша взял в руки радиотрубку и набрал номер мобильника Надин. Несколько гудков… потом — «отбой». Не хочет разговаривать? Занята?

Паша съел картошку с котлетами, проигнорировав суп. И тут зазвонил телефон. Это была Надин.

— Не могла говорить, — сказала она, понижая голос. — Кастинг.

— Кастинг энд пробы, — весело откликнулся Паша.

— Энд пробы, — серьезно сказала Надин. — Российско-американский фильм. «Придворный роман». Я тебе уже говорила об этом.

— Очередная историческая клюква!

Но Надин не поддержала его шутливый тон.

— Мы с ног сбились в поисках актрисы на главную роль. Уже который месяц на ушах стоим.

— Что, это так трудно? — удивился Паша. — Сейчас так много молодых и талантливых. И в сериалах снимаются, и в театрах играют. Только смотри и выбирай!

— Нужен определенный типаж. Фактура.

— А… ну… тогда… — Паша был далек от тонкостей кинопроизводства.

— Я звоню в перерыве.

— Понятно.

— Ты сегодня приехал?

— Только что. С корабля на бал.

— Как Стамбул? — спросила Надин.

— Расскажу при встрече. Мы сможем встретиться сегодня?

Пауза.

— Не знаю. Давай я тебе перезвоню. Позже.

— Хорошо. Жду. У тебя все в порядке?

— Более-менее.

— Пока.

— Пока.

Повесив трубку, Паша подумал: как убить время? Чем заняться?

Он вымыл посуду. И прошел в свою комнату. Закинул в угол сумку. Разбирать ее не хотелось. Потом. Он любил откладывать дела на потом. Это было в его характере. Надин… красивая… умная… Если они сегодня встретятся, он расскажет ей о Стамбуле. И вдруг он вспомнил о девушке из лавки. Какие у нее были глаза! Большие. Зеленые! Она так смотрела на него, словно хотела что-то сказать, И неожиданно в мозгу Паши раздался щелчок. До него все доходило с большим опозданием. Она ничего не хотела ему сказать. И не могла. У нее был заклеен рот. ЕЕ ГЛАЗА МОЛИЛИ О ПОМОЩИ!

Паша взволнованно вскочил со стула и заходил по комнате. Как же он сразу не догадался об этом! Растяпа! Леша рассказывал о какой-то российской девушке, бывшей в рабстве у турка. Та девушка с зелеными глазами, судя по всему, тоже находилась в рабстве. Не случайно турок так рассердился, когда Паша заговорил о ней. Паша мог что-то сделать, помочь этой девушке, связаться с консульством или посольством. Это был бы поступок. А так… он оставил ее в лапах грязного хозяина, который издевается над ней, бьет! Может, позвонить на телевидение и рассказать об этом случае, мелькнуло в голове у Паши. И тут же он понял всю нелепость своего порыва. Таких девушек — навалом, и никто не будет специально заниматься ею. Это никому не надо. Еще одна несчастная, решившая заработать деньги на красивую жизнь. И поплатившаяся за это! Он, Паша, может только мысленно пострадать за нее и пожелать поскорее обрести свободу и вернуться на родину. Облегчить ее участь он не в состоянии. При всем желании. Хотя бы потому, что она — там, а он — здесь. Значит, единственный выход — забыть о ней и жить своей жизнью.

Зазвонил Пашин мобильник. Надин.

— Сегодня у меня в восемь, — деловым тоном сказала Надин.

— Белое или красное?

— Белое.

Паша подумал, что в принципе жизнь — неплохая штука, и, посмотрев на часы, решил, что у него есть время поиграть в компьютерную игру. Это была его слабость.

Он почувствовал приступ мигрени и ослабил воротничок рубашки. Мигрень настигала его внезапно. В любом месте. И в любое время. Во время деловых переговоров, бесед с друзьями, на отдыхе. Во время постельных развлечений. Казалось, это было его наказанием за что-то. Но за что? Он и сам не знал.

Он стоял в номере и смотрел в окно. Перед ним расстилался сказочный вид. Чистейшая бирюзовая вода. Бескрайнее небо. С редкими белыми облачками. Они напоминали пенистые барашки волн. Складывалось впечатление, что небо и море составляли одно целое. Песочные часы, которые можно опрокидывать по собственному усмотрению. Кое-где были видны яхты. Он не любил ни яхты, ни другой вид морского транспорта. Его обычно укачивало. И тогда все красоты морских видов разом меркли. Предательская тошнота подступала к горлу, и становилось ни до чего.

Он любил любоваться морем издали. Отстранение. Как красивой картиной, которая висит на стене. Он отошел от окна и сел на кровать. Роскошный номер. Он останавливался во многих отелях мира. Но эта роскошь превосходила все ожидания и представления. Она была не вызывающе навязчивой, нет. Эта роскошь была въевшейся в плоть и кровь. Побывав в этом отеле, вдруг чувствуешь, что кровь в твоих жилах начинает принимать другой оттенок. Желто-золотистый. Оттенок золота самой высшей пробы…

Все лучшее в мире было собрано в этом отеле, горделиво названном «Арабская башня» — «Бурдж-эль-Араб». Гранит из Бразилии, мрамор из Каррары (тот самый мрамор, который использовал Микеланджело, создавая свои скульптуры), краны в туалетах из белого золота, настольные лампы стоимостью в десятки тысяч долларов, великолепный аквапарк, изумительная кухня, королевский сервис и чувство, что все это — для тебя одного.

Но сейчас это занимало его мало, хотя он отдавал должное сказочному великолепию отеля. Его беспокоило другое. Тщательно продуманный план, бывший его «альтер эго», дал осечку. До этого все шло как надо. И вот… срыв. Это беспокоило и нервировало. Так не должно быть. Это было неправильно. Он столько сил отдал этому проекту, который был ему жизненно необходим. В буквальном смысле этого слова. И всякое отступление от точной схемы могло стать губительным. Для него.

Он прошел в ванную. Посмотрел на себя в зеркало. Под глазами — мешки. Взгляд усталого человека. Но в глубине глаз мелькал стальной огонек, которого так боялись враги. Он был сильным, могущественным и безжалостным. Таким он был много-много лет. Но в последнее время что-то сломалось в нем. В его организме. Как будто бы механическая машина — чудо техники — дала внезапный сбой. По инерции она еще работала, но было видно, что скоро темп движения замедлится, будут возникать паузы, а потом — все остановится, придет в полную неподвижность. Машине была нужна подкормка, смазка, чтобы она работала дальше. Свежая кровь! Он приподнял указательным пальцем верхнюю губу. Розовая воспаленная десна. Он с силой нажал на нее пальцем. Выступила кровь. Он смотрел как завороженный на алую полоску, потом не спеша поднес палец ко рту. Лизнул. Кровь имела слабосоленый привкус. Он закрыл глаза. Запах крови пьянил его. С юношеских лет. С того самого момента, когда он понял, что он — не такой, как все. Особенный! Гений, который не должен умереть. Это было бы несправедливо. Он глухо застонал. Демон, спящий в нем, проснулся с новой силой. Перед ним возникло видение. Девушка, лежащая в гробу, вокруг горящие свечи. Она вся в белом. Легкая, воздушная. Неземное создание. Гроб тяжелый, из красного дерева. Она такая красивая, что кажется не мертвой, а уснувшей. Ненадолго. Ее глаза закрыты. Тень от густых ресниц ложится на щеки. Губы — алые, словно она только что кусала их…