Однако через некоторое время Хармон понял, что у него есть одно утешение. Девушка, которую он спас, окажется самой превосходной приманкой для поимки других настоящих преступников, и его профессиональная репутация будет сохранена. И все же детектив испытывал глубокое разочарование. В течение нескольких коротких часов, когда он общался с девушкой, которой спас жизнь, в его сердце возникло некое чувство, с которым невозможно было спорить, пока он был жив. Ее прекрасное лицо, пусть даже оно и было лицом преступницы, которой он теперь считал ее, оставило неизгладимое впечатление в его воображении. И его разочарование было ужасным.

Солнце надежд на жизнь на столь короткое время взошло во всем своем великолепии и тут же закатилось в мрачной темноте. Перед сыщиком теперь лежал только один путь. Ему надо было вернуться в Джерси и присмотреть за хорошенькой девушкой, которую он там оставил. Его обязанностью было арестовать ее, как преступницу – сделать обычную заключенную из такой молодой, такой совершенной, такой красивой и такой невинной на вид особы.

Когда детектив спустился к лодке, которая должна была высадить его на ближайшем к рыбацкой хижине причале, у него мелькнула мысль, что он вообще-то может и не найти девушку в этом доме. Это был самый естественный вывод: в тот момент, когда Фриц повернулся к ней спиной, она ускользнула в неизвестном направлении. И он сам натолкнул ее на этот смертельный путь. Если бы она захотела, то могла бы помочь ему изловить других негодяев, которые после всего случившегося были полностью настороже.

Действительно, думал про себя сыщик, как же он все напутал…

Он решил сразу же спуститься к дому в Джерси, где оставил девушку. С грустным и беспокойным сердцем Хармон отправился во второй половине дня на лодке из Нью-Йорка, и лишь к закату приблизился к тому причалу, откуда можно было дойти до хижины рыбака.

Путь до нее был долгим. Высадившись на берег в двух милях от рыбацкого дома, Фриц бросился на пляж, сократив себе таким образом дорогу в том месту, где она уходила далеко от берега и делала большой крюк. Был уже десятый час вечера. Заканчивался прилив, и между границами берега и воды постепенно вклинивалась длинная полоса песчаного пляжа. Детектив выбрал место, где внешняя часть пляжа состояла из мягкого суглинка, на котором хорошо сохранялись следы, и заметил там ряд одинаковых отпечатков ног. Погруженный в глубокие раздумья, он не обращал на них особого внимания, пока внезапно его не поразила новая мысль: эти отпечатки были сделаны обувью своеобразной марки.

Сыщик упал на колени и принялся досконально критически изучать следы.

– О, небеса! – воскликнул он затем, вскакивая на ноги. – Она собирается сбежать от меня!

Его безошибочное зрение обнаружило следы тех самых туфель странной формы, которые носила переодетая эмигранткой девушка. Следы, которые он только что изучил, уходили от рыбацкой хижины, и оставившая их в этом месте беглянка на самом деле была уже, по крайней мере, в двух милях от этого дома.

Фриц развернулся и, как гончая, заспешил по следам. Он уже прошел немалое расстояние, но по-прежнему оставался неутомимым и способным бежать, как олень. Ему пришлось промчаться около полутора миль, прежде чем он заметил на краю пляжа человеческий силуэт. Хармон украдкой двинулся вперед и, приблизившись, понял, что у этого человека женская фигура.

Девушка стояла неподвижно, но потом, видимо, обнаружила, что к ней приближается офицер, и поспешила прочь. Фриц побежал к ней, но внезапно ее силуэт пропал у него из виду. Она исчезла, словно была просто фантастическим клубом пара, который унесло потоком воздуха.

Детектив добрался до того места, где только что видел ее. Теперь он был убежден, что все его подозрения подтвердились. Если девушка не виновата, зачем ей стремиться убежать и скрыться из виду? Она покинула пляж и свернула на сушу – только так можно было объяснить ее странное внезапное исчезновение.

Фриц последовал за ней, и через несколько мгновений произошла самая захватывающая и потрясающая развязка.

Хармон продвинулся не так уж далеко, когда снова увидел девушку. Когда он обнаружил ее во второй раз, она стояла на берегу у самой воды. Сыщик остановился и немного подождал, чтобы посмотреть, что она будет делать. Она вела себя, как человек, который не видит, что за ним наблюдают.

Теперь немецкий детектив анализировал ее движения с совершенно другим интересом, чем если бы он не получил все эти последние откровения о ней. Вместо того, чтобы смотреть на нее как на бедную, преследуемую юную леди, с которой так ужасно поступили, он видел в ней хитрого закоренелого партнера бандитов. Однако мгновение спустя он увидел нечто, совсем не подходящее преступнице. Девушка упала на колени у кромки воды и подняла сложенные в молитвенном жесте руки.

Ночь была ясной – к звездному свету добавилось сияние пока еще не ушедшей за горизонт четверти луны. Детектив подполз почти вплотную к красавице, создавая не больше шума, чем шуршащий от ветра глубокий белый песок.

Девушка выглядела как красивая статуя. Падающие вниз лунные лучи окутали ее в серебряный блеск, и больше всего она была похожа именно на точеную скульптуру. Ее поза наполнила мужчину благоговением. Фриц не часто молился – сам он говорил, что не был приучен к этому, так как ему пришлось с раннего детства идти своим путем, пробиваясь в жизни. Но он не был и неверующим, и даже относился с глубоким почтением и уважением к религии и к ее подлинным учителям. Его можно было назвать столь же твердо верующим в доброго и благодетельного Бога, как и самого набожного человека.

И теперь его сердце довольно сильно билось от волнения, когда он смотрел на эту очаровательную картину: милую девушку, творящую молитву. Преступница или ни в чем не виновная жертва, она была всего лишь девочкой, причем такой же прекрасной, как ангел.

В течение нескольких секунд в голове у сыщика держалась мысль, порожденная опрометчивой надеждой, что эта красавица все-таки не была преступницей. Но увы! Его острый здравый смысл позволил ему потворствовать этой надежде всего лишь считанные мгновения. Факты, мрачные факты указывали на нее как на мошенницу, а обстоятельства, имевшие к ней самое прямое отношение, подтверждали эти факты. Фриц не мог объяснить уверенность нью-йоркского торговца в личности Агнес. «Я знал отца мисс Агнес Шарман, я часто видел его дочь, и я сразу же узнал ее», – таковы были слова человека, который поручился за обладательницу чеков у банкира. В этом не могло быть ошибки. Если настоящая мисс Шарман была опознана, то девушка, притворившаяся мисс Шарман, которая так полно описала портрет преступника, должна была быть мошенницей.

Увы! Доведенные до крайности, многие преступники в последний момент обнаруживают, что существует справедливый и наказывающий преступления Бог. Очевидно, что это убеждение пришло и к той, что стояла теперь на коленях так близко от нашего героя.

Несколько мгновений – и ее молитва была завершена. Она поднялась на ноги, бросила последний взгляд вверх и, прежде чем Фриц успел прыгнуть вперед и схватить ее, она бросилась с берега в воду.