Азиз прислонился к стене возле кабинета Аяана и глубоко вздохнул. После долгого пути из своего крыла в эту часть дворца пот струился по его телу. Закрыв глаза, он потер правое бедро, мысленно заклиная боль утихнуть.

Конечно, это не помогло. Он провел четыре месяца, напиваясь до бесчувствия, безразличный к пище и физическим нагрузкам. Его пренебрежение к себе оборачивалось раздирающей ногу болью. Она пульсировала из-за долгой неподвижности, из-за недостатка тренировок. Перед глазами замелькали точки, и Азиз медленно опустился на пол.

Он не раз жалел, что все еще жив. Но даже тогда к нему не приходила мысль убить себя.

Его список прегрешений был и без того длинным, чтобы добавить к нему еще одно преступление – против бога. Поэтому он продолжал существовать, безразличный ко всему.

Презрение к самому себе, отсутствие интереса к жизни, пренебрежение собственным телом не трогали Азиза, пока последствия этого могли затронуть только его. Однако теперь…

Теперь это грозило обернуться против брата и Зохры.

Какая бы гниль в нем ни жила, нельзя допустить, чтобы она распространилась, нельзя допустить, чтобы она уничтожила то хорошее, что наконец происходит в его семье. Нельзя допустить, чтобы у них отобрали что-то еще.

И если ради этого надо дать бой самолюбию и прекратить прятаться, встретиться лицом к лицу со своими демонами. Если надо признаться в том, что он все разрушил своими безрассудными поступками, так тому и быть. В любом случае он не может вечно избегать последствий того, что натворил.

– Азиз? – раздался в его ушах голос Аяана.

Азиз облизнул пересохшие губы, прочистил горло. Слова не шли с языка. Он с трудом проговорил:

– Помоги мне подняться.

Брат не двигался. Стиснув зубы, Азиз постарался не дать горечи вырваться наружу.

– Хочешь наказать меня за ту оплеуху? – насмешливо спросил он. – Вы мне поможете, если я вас попрошу, ваше высочество?

Аяан выругался и протянул ему руки:

– На счет три.

Азиз кивнул и сделал глубокий вдох. Схватившись за запястья брата, он поднялся.

Аяан прислонился к противоположной стене.

– Это всегда так? – В его голосе прозвучал гнев, а под ним – боль.

Азиз сдержал язвительный ответ, который рвался с языка, и покачал головой.

– Я сам виноват. Чем меньше двигаюсь, тем хуже.

– Почему ты меня не позвал?

– Я никогда этого не делал. Это ты вечно приходишь ко мне, чтобы восстановить родственные связи.

Нахмурившись, Аяан открыл дверь и придержал для Азиза. Тот вошел в кабинет и замер.

Запахи и ощущения, отзвуки смеха и радости… они атаковали со всех сторон, пробивая бреши в обманчиво прочной броне.

Азиз похолодел, когда взгляд его упал на огромный стол в дальнем углу. Деревянная резная шкатулка, которая принадлежала династии аль-Шариф более двух столетий. Ручка с золотым тиснением, переходившая от поколения к поколению, от отца к сыну, от короля к королю. Справа в стеклянном кубе – меч.

Меч, который передал ему отец, официально объявляя его наследным принцем и будущим королем. Меч, который олицетворял все, о чем он мечтал. Теперь меч принадлежал брату, и Азиз ни секунды не сомневался, что это его законный обладатель.

Позади кожаного кресла на стене висел портрет их семьи.

При виде улыбающегося лица сестры Амиры Азиз почувствовал себя так, словно его ударили в живот. Он убил ее. Правда, не своими руками. Но это не оправдание.

Довольно!

Он пришел сюда не для того, чтобы вспоминать свои ошибки. Он пришел, чтобы не совершить новые.

Оторвав взгляд от портрета, Азиз пошел направо и опустился на кушетку. Аяан сел напротив.

– Нихат говорит, что это из-за меня, – без преамбулы начал Азиз.

Ему нужно было высказаться и вернуться в пещеру самобичевания, в которую превратились его покои. Высказаться, пока его окончательно не раздавило чувство вины.

Аяан нахмурился:

– Что из-за тебя?

– Проблемы Зохры с вынашиванием ребенка.

Его брат сжал губы, обычно выразительное лицо превратилось в маску. Проклиная себя за прямоту, Азиз впервые подметил у Аяана признаки стресса, в котором тот пребывал. Под его глазами залегли темно-синие тени. Кожа туго натянулась на скулах.

– Я бы так не утверждал, – с вздохом ответил Аяан. – С самого начала это была рискованная беременность.

– Тогда что имела в виду Нихат, утверждая, что виноват я? Вряд ли она сказала это для того, чтобы манипулировать мной.

– Вроде бы ты не желал ни видеть ее, ни слышать. А теперь доверяешь ее мнению?

– Нихат мечтала стать врачом с десятилетнего возраста. Если существует что-нибудь, что она не предаст, так это ее профессия. Если она говорит, что я причина стресса Зохры, значит, так оно и есть. Но почему? Может, я и калека, но в здравом уме.

– В самом деле? Пока еще я не видел доказательства этого.

– Твоя жена рычит как львица, словно хочет защитить тебя от меня. Так в чем же дело, Аяан?

Глаза брата стали пустыми. Только сейчас Азиз понял: Аяан тоже сражается со своими демонами.

– Она волнуется из-за того, что… происходит со мной.

По спине Азиза поползли ледяные мурашки.

– Что ты имеешь в виду?

– Я страдаю от ночных кошмаров. Они снятся каждую ночь. Иногда они длятся недолго. Иногда я начинаю буйствовать. И…

Азиз спрятал лицо в ладонях, чувствуя, что ему становится тяжело дышать. Подняв голову, он заставил себя произнести:

– И они активизировались после того, как ты меня нашел?

Аяан пожал плечами. В его взгляде было только покорное признание.

Азиз осознал, как слеп он был. У его брата – свой ад, и он прошел его с честью. Хорошо, что Аяан станет королем.

– Я продолжаю переживать ту ночь и каждый раз, когда вижу кровь – твою кровь, – я с криком просыпаюсь. И Зохра всегда со мной, она переживает все через меня.

– Почему ты не сказал мне?

– Когда? Когда ты категорически отказался видеть маму, хотя слышал ее душераздирающие рыдания за дверью? Или когда заявил отцу, что они могут по-прежнему считать своего первенца мертвым? Или в те редкие часы, когда ты был трезв?

Азиз поерзал. Ему хотелось бежать отсюда.

– Избавься от меня, – отрывисто произнес он, чувствуя, как беспомощность съедает его изнутри. – И все мгновенно разрешится.

Аяан подался вперед. Его лицо дышало яростью.

– Думаешь, я способен отмахнуться от брата, как это делаешь ты?