Жить в доме серьезного бизнесмена, владельца огромной частной клиники, Сафьяного Захара Даниловича, было реализовавшейся мечтой приютской девочки.

Отец занялся моим образованием с первых дней, которые были расписаны по часам, по минутам. Педантичный мужчина требовательно установил график моей жизни. Правильное питание, тренировки с лучшими тренерами, домашнее обучение с репетиторами по многим языкам. Я знала в совершенстве английский и немецкий, бегло разговаривала на итальянском и французском. Немного овладела в последний год даже турецким языком.

Еще я играла на пианино. Помимо "Собачьего вальса" и "К Элизе", я могла сыграть Санта Лючию, Балладу для Аделины и многие другие популярные композиции.

За три года я отточила свое мастерство. Бегло и синхронно читала ноты и порхала пальцами по клавишам.

Моя жизнь была до того загружена, что не было времени продохнуть. Телевизор и гаджеты были запрещены в доме Сафьянова. Но я до того уставала, что вечером валилась обессиленная в кровать со словами благодарноси на устах, что Господь услышал мои молитвы и послал мне самого лучшего опекуна.

Хотелось ли мне свободы все эти годы? Основной вопрос, который я себе задавала, оставаясь наедине со своими мыслями. Ведь в приюте я была вольная птица. Сбегала каждый день, занималась тем, чем захочу. Сейчас же я было под надзором 24/7. Все дни пролетали в одинаковой загруженности, без минуты для свободного полета фантазии или совершения глупых ошибок бурлящей молодости. Ведь жизнь в доме Сафьянова напоминала бы для многих тюрьму строгого режима.

Но не для меня.

И, нет. Отвечая на вопрос, хотела бы я от него сбежать или перестать выполнять свой распорядок, получить немного вольностей, уверенно могу сказать что — нет!

Мне нравилось достигать целей. Чувствовать себя частью состоятельного мира. Я очень хотела бы соответствовать ему, стать лучше. А когда я от своего благодетеля получала скупую похвалу, то я просто плыла на эмоциях радости и счастья. Я хотела быть хорошей дочерью для мужчины, который всего за три года превратился из приемного отца в самого родного и настоящего. Его навязчевую опеку я воспринимала, как заботу.

Его строгие требования выполняла, как желанные шаги к самосовершенствованию. Его бесконечный контроль моей жизни был мне необходим, я расценивала его, как внимание, которого была обделена все годы в детдоме.

До начала приготовлений к празднику было еще пару часов. Я спустилась к отцу в кабинет, желая поблагодарить его еще раз и подробнее уточнить, какой надо сделать макияж и прическу. Захар Данилович редко брал меня на общественные мероприятия. От силы за год пять раз. И то это были празднования Нового Года, Дней рождения его и моего, Пасха, ну и, может быть, День врача в его клинике "Гиппократ".

Я подошла к двери в кабинет и замерла у порога. Через щель в полотне я услышала его брань, грубую и встревоженную. Отец с кем то говорил по телефону и единственное, что я могла разобрать были его отрывистые агрессивные выпады:

— Почему раньше не предупредупредил, что Халид Курбанов умер?!..Он вернется на его место…Нет, блядь!.. Конечно… Когда? Я не могу! Не могу! Только не сейчас! Я три года ждал пока она повзрослеет! Я никуда не буду бежать и прятаться…Может Ризван забыл и простил? Это ведь был несчастный случай, чтоб его псы порвали! Гребанные турки! Как же они меня все заебали!

Я стояла ни жива ни мертва. Во первых, я впервые услышала, чтоб папа ругался. Во вторых, по интонации его голоса и обрывкам фраз я поняла, что случилось что то непоправимое. То из за чего нам нужно было бежать и прятаться. Какой то Халид умер, а на его место в город приехал Ризван. Смутно знакомое имя и фамилия Курбанов неприятно резанули слух. Плохое предчувствие закралось мрачной тучей, накрыв мои радужные мысли.

И что теперь…и почему Захар Данилович назвал срок в три года и что он ждал взросления… Моего? Цифра до боли знакомая. Он забрал меня из приюта ровно три года назад…

— Ризван Курбанов обломится…Пригони ко мне еще две смены охраны…Нет. Это решено. Я ждал этого брака три года. Я не могу упустить немца…

Эти слова были последними, которые я услышала. Потому что скорее бежала прочь, обратно в свою комнату. Я вспомнила, что по дому установлены камеры. И если Захар Данилович просмотрит их, то уличит меня в подслушивании. А я меньше всего хотела еще этим разгневать своего благодетеля.

Стоило вбежать в комнату, как я подскочила к столу и достала свой дневник. Единственная тайная вещица, что у меня имелась. Во время уборки я прятала его за радиатор, чтоб слуги не нашли и не сдали все мои мысли.

Я по памяти, пока еще слова опекуна были свежи в памяти, записала все его высказывания. Вплоть до восклицаний и матов.

Спряталась в ванной и закрыла дверь.

Вчиталась в каждую строчку.

Халид Курбанов мертв. На его место приехал Ризван Курбанов. Что он мог забыть и простить Захару Даниловичу? Какой то несчастный случай! И почему надо бежать? Опекун явно боялся этого незнакомого мне персонажа. А значит, он очень опасен. Ведь Захар Данилович никогда раньше никого не боялся. Ни Бога, ни Дьявола…

А еще он сказал, что ждал брака три года. И не может упустить немца…

Внутри все похолодело. Не может же Захар Данилович сосватать меня незнакомому мне мужчине? Тому Джерриту Швайгерову, ко встречи с которым меня тщательно готовили и заставляли зубрить немецкий впереди других языков. Столько вопросов и ни одного вразумительного ответа!

Глава 4

Нелли

Я готовилась к празднику впервые пребывая в паршим расположении духа. Пока меня причесывали и красили, у меня из головы не выходили два пугающих имени — Джеррит Швайгеров и Ризван Кубдаров. Кто эти люди и кого из них мне нужно бояться больше?

Я даже без особой радости разглядывала платье, выбранное опекуном. Впервые короткое! Открывающее мои коленки, с плессированной воздушной юбкой и модными слетающими плечиками, раскрывающими вид на декольте и хрупкие косточки ключиц.

Его жемчужный цвет в сочетании с бирюзовым комплектом украшений подчеркивал алебастровую белизну моей кожи и глубокую синеву глаз.

И все же глянув на себя в зеркало перед выходом я затаила дыхание. Такой невероятно красивой, женственно нежной и даже сексуальной, я не была никогда. Я была словно барби или точенная фарфоровая куколка. Мои соломенные волосы сейчас казались топленым маслом, стекающим по плечам ниже талии. И выпирающие полушария груди делали мой образ