соседских ворот

Говорил с тобой мальчик,

Что в каменном доме напротив

Красный галстучек носит,

Задорные песни поет.

Как темно в этом доме!

Ворвись в эту нору сырую

Ты, о время мое!

Размечи этот нищий уют!

Тут дерутся мужчины,

Тут женщины тряпки воруют,

Сквернословят, судачат,

Юродствуют, плачут и пьют.

Дорогая моя!

Что же будет с тобой?

Неужели

И тебе между них

Суждена эта горькая часть?

Неужели и ты

В этой доле, что смерти тяжеле,

В девять — пить,

В десять — врать

И в двенадцать —

Научишься красть?

Неужели и ты

Погрузишься в попойку и в драку,

По намекам поймешь,

Что любовь твоя —

Ходкий товар,

Углем вычернишь брови,

Нацепишь на шею — собаку,

Красный зонтик возьмешь

И пойдешь на Покровский бульвар?

Нет, моя дорогая!

Прекрасная нежность во взорах

Той великой страны,

Что качала твою колыбель!

След труда и борьбы —

На руке ее известь и порох,

И под этой рукой

Этой доли —

Бояться тебе ль?

Для того ли, скажи,

Чтобы в ужасе,

С черствою коркой

Ты бежала в чулан

Под хмельную отцовскую дичь,—

Надрывался Дзержинский,

Выкашливал легкие Горький,

Десять жизней людских

Отработал Владимир Ильич?

И когда сквозь дремоту

Опять я услышу, что начат

Полуночный содом,

Что орет забулдыга отец,

Что валится посуда,

Что голос твой тоненький плачет,—

О терпенье мое!

Оборвешься же ты наконец!

И придут комсомольцы,

И пьяного грузчика свяжут.

И нагрянут в чулан,

Где ты дремлешь, свернувшись

в калач,

И оденут тебя,

И возьмут твои вещи,

И скажут:

— Дорогая!

Пойдем,

Мы дадим тебе куклу.

Не плачь!

АЛЕНУШКА

Стойбище осеннего тумана,

Вотчина ночного соловья,

Тихая царевна Несмеяна —

Родина неяркая моя!

Знаю, что не раз лихая сила

У глухой околицы в лесу

Ножичек сапожный заносила

На твою нетленную красу.

Только все ты вынесла и снова

За раздольем нив, где зреет рожь,

На пеньке у омута лесного

Песенку Аленушки поешь…

Я бродил бы тридцать лет по свету,

А к тебе вернулся б умирать,

Потому что в детстве песню эту,

Знать, и надо мной певала мать!

НИКОЛАЙ ТИХОНОВ

(1896–1979)

СОВЕТСКИЙ ФЛАГ

 Флаг, переполненный огнем,

Цветущий, как заря.

И тонким золотом на нем

Три доблести горят:

То молот вольного труда,

Серпа изгиб литой,

Пятиконечная звезда

С каймою золотой.

Был побежден народный враг

Народною рукой,

И сто народов этот флаг

Взвивают над собой —

На самой высшей высоте,

На самой дальней широте,

Среди полей и городов,

Меж волн бесчисленных рядов.

В нем — человечеству привет,—

И проще в мире флага нет;

В нем — нашей славы жаркий цвет,—

И жарче в мире флага нет;

В нем — нашей силы грозный свет,—

Сильнее в мире флага нет;

В нем — правда наших красных

лет,—

Правдивей флага нет!

НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ

(1903–1958)

ГОЛУБИНАЯ КНИГА

В младенчестве я слышал много раз

Полузабытый прадедов рассказ

О книге сокровенной… За рекою

Кровавый луч зари, бывало, чуть

горит,

Уж спать пора, уж белой пеленою

С реки ползет туман и сердце

леденит,

Уж бедный мир, забыв свои

страданья,

Затихнул весь, и только вдалеке

Кузнечик, маленький работник

мирозданья,

Все трудится, поет, не требуя

вниманья, —

Один, на непонятном языке…

О тихий час, начало летней ночи!

Деревня в сумерках. И возле темных

хат

Седые пахари, полузакрывши очи,

На бревнах еле слышно говорят.

И вижу я сквозь темноту ночную,

Когда огонь над трубкой вспыхнет

вдруг,

То спутанную бороду седую,

То жилы выпуклые истомленных

рук.

И слышу я знакомое сказанье,

Как правда кривду вызвала на бой,

Как одолела кривда, и крестьяне

С тех пор живут обижены судьбой.

Лишь далеко на океане-море,

На белом камне, посредине вод,

Сияет книга в золотом уборе,

Лучами упираясь в небосвод.

Та книга выпала из некой грозной

тучи,

Все буквы в ней цветами проросли,

И в ней написана рукой судеб

могучей

Вся правда сокровенная земли.

Но семь на ней повешено печатей,

И семь зверей ту книгу стерегут,

И велено до той поры молчать ей,

Пока печати в бездну не спадут.

А ночь горит над тихою землею,

Дрожащим светом залиты поля,

И высоко плывут над головою

Туманные ночные тополя.

Как сказка — мир. Сказания народа,

Их мудрость темная, но милая

вдвойне,

Как эта древняя могучая природа,

С младенчества запали в душу мне…

Где ты, старик, рассказчик мой

ночной?

Мечтал ли ты о правде трудовой

И верил ли в годину искупленья?

Не знаю я… Ты умер, наг и сир,

И над тобою, полные кипенья,