Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я… в любой момент… к вашим услугам, — не совсем твердо проговорил Иван.
— Да пошли бы вы с вашими услугами.
Нелидов направился к своему экипажу.
Уже взявшись за дверцу экипажа, он обернулся и в упор посмотрел на Полину. И снова, как давеча в кофейне, этот открытый и строго оценивающий взгляд смутил ее, заставив отвести глаза. Она вспомнила, кто так же на нее смотрел: лютеранский пастор, приезжавший в пансион, чтобы наставлять воспитанниц-немок. Правда, мадам де Самбрей заменила этого пастора другим, более любезным и снисходительным.
Подойдя к сестре, Иван вытащил платок и вытер лоб.
— Уф-ф! — с облегчением выдохнул он, глядя вслед экипажу Нелидова. — Ну и денек! А все-таки, я его уел! — прибавил он торжествующе.
Свистунов хлопнул себя по бедру перчаткой.
— Так, стало быть, он согласился?
— Да куда бы он делся, — самоуверенно обронил Иван. Он уже раздувался от гордости за успех своего предприятия.
— Что ж, отлично! — бодро пропел Свистунов. — Молодец, Вельский, поддержал гусарскую честь! Так когда же драться?
— Мы еще не назначили день, — тем же самодовольно-небрежным тоном ответил Иван. — Господин Нелидов попросил отсрочки.
— Не беда, — со знанием дела заметил Аркадий. — Главное, что мы заставили его принять вызов. А поединок подождет.
Внезапно Полина вспомнила, что они уже давно выехали из дома, и засуетилась.
— Ради Бога, Жан, едем поскорее домой, — взволнованно подтолкнула она его к фаэтону. — Мне страшно подумать, как рассердится maman, если узнает, что я нарушила ее запрет.
Иван подсадил ее в экипаж, а затем проворно запрыгнул туда вместе со Свистуновым.
— Домой, домой! — приговаривал он возбужденно. — К черту дуэли, к черту Нелидова. Поручик лейб-гвардейского гусарского полка Иван Вельский умирает от голода!
— Ах, только бы вернуться до возвращения родителей, — бормотала Полина, уже не глядя по сторонам и отчаянно молясь, чтобы сегодняшняя проделка благополучно сошла ей с рук.
А Нелидов с Зоричем направились в нелидовский особняк на Мойке, неподалеку от строящегося Исаакиевского собора.
Не успели они войти как навстречу им устремилась тетушка Владимира.
— Ах, Вольдемар, дружочек мой! — женщина в отчаянии заламывала руки. — Я думала, ты приедешь поздно, и мы с девочками только что отобедали. Будь великодушен, прости мою досадную оплошность!
— Пустяки, тетушка, не из-за чего расстраиваться, — заверил Владимир. — Мы с Александром уже немного подкрепились и будем обедать позже.
— Вольдемар, ты само благородство и великодушие, — с умилением пропела Софья Гавриловна.
Владимир досадливо поморщился.
— Тетушка, я же вас столько раз просил! Перестаньте называть меня Вольдемаром. Что за причуда, в самом деле?
— Но отчего же? По-моему, это очень аристократично!
— А по-моему, смешно, — безапелляционно отрезал Владимир. — «Вольдемар» смахивает на «Адельстан» или, еще хуже, — на «Рыцарь Тогенбург». Брр! Ужасно!
— Да помилуй, что же тут ужасного? — искренне удивилась Софья Гавриловна. — Ведь это из баллад Жуковского!
— Ну да! Один — безвольный тип, готовый пожертвовать ребенком за «минуты сладкого блаженства». Второй — вообще идиот. Не нашел ничего лучше, как сидеть сиднем под окном женского монастыря и ждать, «чтоб у милой хлопнуло окно».
— Стукнуло, а не хлопнуло!
— Один черт! Словом, обращайтесь ко мне запросто: Владимир. Хорошо?
— Хорошо, — вздохнула Софья Гавриловна. — Ах, дружочек мой! — вдруг спохватилась она. — Я ведь еще не доложила, как идут приготовления к балу!
— И не нужно. Я же вам сразу сказал: берите деньги и делайте что хотите. А я в этом не участвую. Довольно и того, что придется разыгрывать роль хозяина.
— Но ты же понимаешь, что это необходимо! Не для меня: я уже старуха. Но для девочек, для твоих юных кузин! Ведь надобно привлечь к ним внимание, заинтересовать женихов…
— Да, да, да! Я согласен. А теперь простите, меня ждут дела.
— Но скажи мне хотя бы: ты ведь наденешь на бал свой офицерский мундир? В последний раз, Вольд… Владимир!
— Надену, — обронил Владимир уже на ходу, по дороге к своему кабинету.
— Так, стало быть, это правда? — изумленно спросил Александр, когда они остались одни. — Ты, в самом деле, решил выйти в отставку?
Владимир неторопливо раскурил трубку и с хмурым, сосредоточенным лицом встал возле окна.
— Да, Саша, правда, — глухо промолвил он. — И даже рапорт уже подал, две недели назад.
— Но как же это ты решился? Вот так, вдруг, одним махом оборвать успешную карьеру! Тебе ведь обещали чин полковника?
— Да, обещали. К декабрю, — сказал Владимир без всякого выражения.
Александр немного помолчал:
— Но объясни, по крайней мере. Я не понимаю.
— Не понимаешь?
— Нет.
— Хорошо, — голос Владимира зазвучал чуть резче. — Помнишь, как шесть лет назад меня разжаловали за дуэль в унтер-офицеры и перевели в Малороссию? Я попал под начало генерала Сергея Волконского, который принял меня очень хорошо. Если бы не он, не его поддержка и опека, я не выдержал бы там… Но мне повезло. — Он выразительно посмотрел в глаза Александру. — Так что же ты хочешь? Чтобы я, получив командование полком, повел его на… своих? «Господин Волконский, я имею поручение его величества взять вас под арест. Извольте отдать мне шпагу!» — Владимир с отвращением передернул плечами.
— Но, позволь, с чего ты взял… — взволнованно возразил Зорич. — Да, я прекрасно знаю про тайное общество… Кто же о нем не знает? Однако все эти общества у нас благополучно существуют уже, по меньшей мере, лет восемь, и никого не беспокоят. Я и сам чуть было однажды не вступил в Союз благоденствия. Ну и что с того? Революционные прожекты заговорщиков до сих пор остаются прожектами. И рискну предположить, что в ближайшие лет пять ничего не изменится.
— Ты забываешь: сколько веревочке не виться, а конец будет.
— Будет. Да только когда?
— Скоро, Саша, уже очень скоро.
— Да откуда у тебя такая уверенность? Разве ты что-то слышал?
Владимир неопределенно пожал плечами:
— Есть сведения, что гроза может разразиться уже в следующем году. Так какая разница, сейчас мне подавать в отставку или через год? По мне, так лучше сейчас. Ты вот, Саша, — он чуть заметно улыбнулся, — бросил смолоду службу, живешь себе привольной жизнью великосветского повесы и не понимаешь иных вещей. Например, того, как иногда засасывает человека власть.