Одежда была наказанием Фейт. Девочка не могла перейти пыльную дорогу, пройтись под дождем, присесть в ивовое кресло или прислониться к свежепобеленной стене, чтобы на ее туалете не осталось следов. Одежда вечно становилась источником вины для нее. «Элизе приходится часами отстирывать грязь с твоего подола…» Что еще хуже, одежда нередко предавала ее. Если Фейт тайком выскальзывала наружу, или пряталась в буфете, или прислонялась к пыльной двери, чтобы подслушать чей-то разговор, одежда выдавала ее. Даже если члены семьи не придавали этому значения, слуги знали все.

Фейт легла, но не могла уснуть. Конский волос в матрасе кололся сквозь простыню. Полог закрывался не полностью, пропуская влажный сквозняк. Длинный день накрепко отпечатался в ее мозгу, и, закрыв глаза, она вновь видела серое небо и темные беспокойные волны.

Ветер стучался в ставни и дергал дверь, и временами на его фоне Фейт слышала далекий шум, похожий на крики неизвестного животного. Она знала, что это, скорее всего, проделки ветра, но ее воображение нарисовало огромного черного зверя на мысу, воющего посреди бури. Она задумалась, пребывает ли до сих пор ее отец в добровольном заточении старой башни. Иногда Фейт чувствовала между ними незримую связь, словно тонкий корень, протянувшийся между мангровым деревом и его маленькими детенышами-плодами. На секунду она попробовала представить себе эту связь. А вдруг он почувствует то же, что чувствует она, если она как следует напряжется?

«Я в тебя верю, — мысленно сказала она. — Что бы ни говорили все остальные, я в тебя верю».

Фейт резко проснулась от частого стука шагов по деревянному полу. Открыв глаза, она увидела незнакомый полог над головой, и в ее сознании пронеслись картины вчерашнего дня. Она отдернула занавески, опасаясь, что кто-то бегает прямо по ее комнате. Шаги звучали совсем близко, в нескольких ярдах от ее головы. К счастью, в комнате никого не оказалось. Замерев, она снова услышала шаги и на этот раз уловила четкий ритм: кто-то бежал по лестнице вверх или вниз. Черная лестница! Должно быть, ее комната соседствует с помещением для слуг, вот почему она слышит их шаги через стену. Фейт встала, медленно обошла спальню, прижимаясь ухом к стенам, и ощутила дрожь ликования, найдя место, где звуки слышались отчетливее всего. Она даже смогла разобрать отдаленный разговор!

Большинство людей возмутились бы таким соседством. Смысл черной лестницы заключался в том, чтобы слуги перемещались по ней, не тревожа членов семьи. Что же хорошего, если они постоянно мешают и к тому же будят тебя ни свет ни заря? Однако Фейт не ощутила досады, для нее это была возможность прикоснуться к невидимому миру слуг. Хотя, разумеется, она не будет использовать ее для этого.

Засовы на таинственной двери за комодом проржавели, но в конце концов поддались. После нескольких попыток дверь неохотно раскрылась, и Фейт ослепило яркое солнце. Перед ней был маленький садик, разбитый прямо на крыше, светлые каменные плиты блестели от капель росы. По периметру шла увитая зеленью кованая решетка, скрывавшая Фейт от глаз тех, кто находился внизу. Каменные фигуры детей, тронутые лишайником и временем, протягивали перед собой каменные чаши, в которых цвели неказистые сиреневые обриеты. В дальнем конце Фейт заметила маленькую калитку, увитую лозой, за которой начинались каменные ступеньки, скорее всего, ведущие вниз. Губы Фейт растянулись в улыбке. Если бы она имела обыкновение незаметно исчезать, теперь у нее есть для этого все условия — собственный выход из дома.

Она оделась и продолжила исследования нового обиталища Сандерли. Спускаясь по главной лестнице, девочка задумчиво считала ступеньки, запоминая, какие скрипят, а на какие можно наступать смело. Фейт поймала себя на мысли, что прикидывает, какие засовы и щеколды нужно смазать. Но нет! Фейт же бросила это! Вскоре ей предстоит конфирмация, напомнила она себе, испытав привычный испуг при этой мысли. В глазах церкви и Бога она станет взрослой. Ее грехи падут на нее всей своей тяжестью. Разумеется, она всегда чувствовала над головой огромный угрожающий маятник Божьего суда, и юность была ее единственной хрупкой защитой и извинением. Теперь она стала вполне взрослой, чтобы маятник сбил ее с ног одним ударом. Ей следует искоренить все плохие привычки. «Однако дом в Булл-Коув открывает кое-какие возможности», — насмешливо прошептал голос в ее голове.

Когда Фейт вошла в слабо освещенную, обшитую деревом столовую, ее мать отчитывала горничную — хорошенькую, но своенравную темноволосую девушку лет пятнадцати с вечной улыбкой в уголках губ.

— Нет, Жанна, это совершенно не годится! — Миртл ткнула пальцем в принесенный горничной поднос, где лежали два неаккуратных ломтя хлеба необычной формы. — Когда я прошу хлеба и масла, то ожидаю получить ломтик хлеба, отрезанный от настоящей буханки, вот такой толщины. — Миртл отмерила указательным и большим пальцами полдюйма. — Будь добра, имей это в виду.

Горничная недовольно поморщилась и унесла поднос.

— Что за дом! — воскликнула Миртл. — Я не могла сомкнуть глаз прошлой ночью! Держу пари, комнаты не проветрили. И что за ужасный грохот и рев раздавались всю ночь?

— По всей видимости, это был Большой черный бык,[5] — подмигнув, ответил дядюшка Майлз. Во время сильной бури зверь выскакивает из недр земли и воет в небо. Но, скорее всего, это был совершенно естественный феномен — так бывает, когда ветер гуляет по прибрежным пещерам.

— Что ж, думаю, со стороны владельца дома было весьма нелюбезно сдать нам дом, не предупредив о ревущих быках-привидениях, — язвительно заметила Миртл.

— Да, но, по местным поверьям, на этом острове шагу нельзя ступить без привидений, — с улыбкой возразил дядюшка Майлз. — Вчера Клэй рассказал мне кое-какие истории — о плачущих женщинах, призрачных кораблях и тому подобном. Да, и, по всей видимости, во время войны с французами Вейн был приютом контрабандистов. Говорят, один из них перед смертью закопал тут баснословные сокровища и уже сорок лет его призрак пытается указать людям, где они лежат.

— Не больно-то он хорош в шарадах, — пробормотала Фейт себе под нос, садясь за стол.

— Что ж, теперь о более земных делах. Утром нам оставили две визитные карточки. — Миртл бросила взгляд на мужа. — Одна от доктора Джеклерса, дорогой, он пишет, что заедет к нам сегодня в два часа, чтобы забрать тебя на раскопки. Вторая — от мистера Ламбента. Он говорит, что в четыре часа у него дома собирается геологическое общество и что они будут счастливы видеть тебя в качестве почетного гостя. Да, и всех нас приглашают на чашку чая. К тому же он готов прислать за нами карету.

Преподобный бросил на жену короткий задумчивый взгляд, наклонил голову в знак того, что услышал ее, и молча продолжил жевать.

— Может быть, нам всем стоит поехать с доктором Джеклерсом и посмотреть на раскопки? — с надеждой предложил дядюшка Майлз. — Совершим семейную прогулку.