– Конечно, Борис Николаевич. Это никуда не годится. Я еще в Москве об этом говорил, и мне было обещано…

– Ис-клю-чить!

Алференко переводит сказанное Гаррисону. Тот краснеет то ли возмущения, то ли от испуга, понять трудно, и произносит текст, который в переводе Алференко звучит, видимо, более примирительно:

– Борис Николаевич, он говорит, что ничего уже отменить нельзя, что будет очень плохой резонанс и в прессе, и в политических кругах. Люди приобрели билеты на мероприятия с вашим участием…

Ельцин не дает завершить фразу и взрывается не терпящим возражений негодованием:

– Чта-а! Вы, понимаешь, зарабатывать на Ельцине вздумали?! – он стучит ребром ладони по столику, давая понять, что дискуссия окончена. – Лев Евгеньевич, вы вместе, – шеф кивает на нас с Ярошенко, – посмотрите программу внимательно еще раз и оставьте только самое важное. Вы меня поняли?!

Ельцин встает и, не прощаясь, уходит к себе в спальню. Аудиенция окончена. Поднимаемся и идем к двери. Однако Суханов останавливает нас:

– Борис Николаевич предлагает выпить по рюмке за приезд и за начало визита. Как говорится, за успех предприятия. Нет возражений?

Возражений нет. Суханов уходит к себе в номер и через пару минут возвращается с бутылкой виски, видимо, купленной в шереметьевском фри-шопе, и с палкой советской сырокопченой колбасы, ввоз которой на территорию США категорически запрещен. Ждем Ельцина. Тот возвращается в гостиную уже во вполне благостном расположении духа, и мы рассаживаемся на диване и в креслах вокруг большого журнального столика. Вдруг оказывается, что у него в номере только два стакана для виски, пара водочных рюмок и по паре фужеров под вино и шампанское. Шеф произносит тоном знатока и ценителя:

– Виски положено пить из стаканов.

Идея позвонить на reception и попросить принести нам четыре стакана для виски отвергается: нам такая реклама ни к чему! Суханов готов еще раз сходить к себе в номер, но и у него в мини-баре, вероятно, тоже только два стакана, а нас шестеро. Значит, придется идти еще кому-то. У Виктора с утра болят ноги, и ему тяжеловато бегать туда-сюда. Алференко после столь жаркого диспута как-то неловко просить о такой услуге. Выходит, моя очередь послужить общему питейному делу. Но номер, где я живу, несколькими этажами выше, да еще и в самом дальнем от лифта конце коридора. Ельцину все это не по душе:

– Что вы, понимаешь, проблему устраиваете на пустом месте?! Два стакана Лев Евгеньевич принесет из соседнего номера, а еще два возьмите у меня в ванной комнате на полке.

Американизированный Алференко робко протестует: но они же не для того, чтобы из них пить!

– Стакан, понимаешь, он и есть стакан!

…В Америке наступило воскресенье, 10 сентября. Раннее утро, 6:30, но мы уже на ногах, потому как в 8:00 Ельцин должен быть на CBS News, в студии телепрограммы «Лицом к стране». Уже собираемся спускаться на завтрак, когда появляется Гаррисон с пачкой утренних американских газет. По его лицу можно понять, что далеко не все напечатанное в них нас порадует. Алференко бегло просматривает заметки, заранее отмеченные красным фломастером: да-а, ребята…

Можно сказать, Гаррисон подал к утреннему столу большую бочку дегтя, в которую добавили маленькую ложечку меда. Мед – несколько крупных американских изданий сообщили о приезде в США г-на Ельцина, главного оппонента советского президента Михаила Горбачева. Деготь – обилие едких заметок (правда, по большей части в газетах бульварного толка) о госте из Москвы, демагоге и популисте, а главное – человеке, склонном к регулярному и непомерному питию. В некоторых из них, в подтверждение сказанного, приводится свидетельство безымянного работника нашего отеля, поведавшего журналистам, как остановившийся у них Ельцин с помощниками пропьянствовали всю минувшую ночь – выпили несколько бутылок виски, разливая благородный напиток в туалетные пластиковые стаканчики, предназначенные для полоскания зубов.

Суханов смотрит на Алференко так, будто это они с Гаррисоном все подстроили:

– Как про стаканы стало известно, если в номер к шефу никто из обслуги не заходил?!

Алференко пожимает плечами: мол, откуда мне знать? Опытный Виктор высказывает догадку: в дорогих отелях обслуга всегда готовит номер ко сну, так что, может, кто и заходил, когда Борис Николаевич уже спал. Это предположение кажется уместным, и Лев Евгеньевич слегка успокаивается:

– Шефу ни о чем не рассказывать!

Алференко с этим согласен, но оговаривает условие: давайте из этой скверной истории сделаем правильные выводы! Возражений нет, впредь будем благоразумнее.

С этой ничего не значащей оплошности, с разливания виски в пластиковые стаканчики для полоскания зубов, началось наше заокеанское фиаско. Самое простое – все списать на пристрастие Ельцина к алкоголю. Оно, несомненно, сыграло свою роль. Но только ли оно? Было и другое – по какой-то неведомой причине выпивка всегда и всюду оказывалась у него под рукой. У кого бы мы ни гостили, там уже были осведомлены о склонности Большого Бориса к возлияниям, и общение неизменно начиналось с вопроса: мистер Ельцин, не желаете ли чего-нибудь выпить? Если это и гостеприимство, то не без коварства. Случившееся в первый вечер в нью-йоркском отеле повторилось не единожды. Всюду моделировалась ситуация порока – где-то оказывалось море спиртного, а где-то всего одна бутылка, но взять которую было равнозначно краже. Словно кто-то намерено хотел продемонстрировать Америке и миру единственное качество Ельцина – любит выпить и не в силах побороть свою порочную страсть.

Кто-то, прочитав эти строки, презрительно скривит рот: «А куда вы-то, горе-помощники, смотрели? Небось еще и пили вместе!». Пили. Но тому есть свое оправдание: он бы и без нас пил, ибо удержать было невозможно, а такое во сто крат хуже. Другой вопрос: стоило ли делать ставку на такого лидера, да еще возить его по белу свету? Задавать его – все равно что страждущему в пустыне советовать не пить воду из непроверенного источника. Другого-то более или менее общепризнанного лидера в ту пору у нас не было, вот в чем наша русская беда! В пыль вытоптанная политическая поляна! Вот и ухватились за худосочный росток. Хоть какая-то надежда на возрождение.

Как бы сегодня ни судили происходившие в ту пору перемены, а модернизировать страну было необходимо. Конечно, не так и не с такими страшными гайдарово— чубайсовыми потерям, но необходимо! А кто мог возглавить этот тяжкий и политически опасный труд? Только тот, кого поддерживало большинство населения. Сегодня противников Ельцина пруд пруди, а в конце 80— х их было не так уж и много. Что в Москве, что в провинции он собирал на площадях десятки, сотни тысяч своих сторонников, и они внимали каждому его слову. Кто, кроме него, был способен на подобное? Никто. Это удивительный исторический феномен отрицания опостылевшей веры: чего бы Ельцин ни сотворил в те дни, его авторитет, невзирая ни на что, не снизился бы ни на йоту.

Но безоглядная привязанность рано или поздно оборачивается безоглядной неприязнью. И происходит это тогда, когда кумир, которому легковерный народ сам проложил дорогу во власть, становится не зависящей ни от кого и не отвечающей ни за что Властью. Плохо не то, что на Олимп взобрался не тот человек, плохо, что там он не тем стал.