— Я провожу тебя, — сказал Грант.

— Какая жалость, что вам обоим надо идти как раз в тот момент, когда мы уже почти разрешили общественный конфликт. — Дафна была раздосадована, и не скрывала этого. — Но, полагаю, вам хочется остаться наедине, чтобы разобраться в собственном конфликте?

— Ошибаетесь, — холодно проговорила Оливия. — Нас с доктором Медисоном больше ничего не связывает на личном уровне, я с удовольствием могу оставить его вам! — Выпалив, по ее мнению, эту удачную колкость, она выскочила из помещения.

Грант, однако, не мог позволить, чтобы от него так легко отделались, и быстро ее нагнал.

— Одну минуту, Оливия. Мы с тобой должны прояснить некоторые моменты.

Но ее уже покинуло самообладание, и, увидев зеленую стрелку, загоревшуюся над гладкими медными дверьми лифта в конце холла, она мгновенно втиснулась в переполненную кабину и весело прощебетала:

— В другой раз, доктор.

День выдался жаркий. Легкий ветерок с реки не мог расшевелить застывший воздух, и, когда Оливия пришла домой, ее нарядный льняной костюм прилип к ней, как свежий лист салата-латука.

Бросив портфель на столик в холле, она открыла все двери, распахнула настежь окна и пошла наверх, жаждая как можно скорее сбросить с себя одежду и окунуться в бассейн. И возможно, музыка, стакан холодного белого вина, аромат гелиотропов, растущих в горшках вокруг ее патио, — и она придет в себя после тяжелого дня общения с Грантом.

Оливия понимала, что вела себя глупо, но его поведение на собрании сбило ее с толку. В нем никогда не было и доли снобизма и сходства с этим утренним надменным придирой. Но, вспоминая его замечания, насмешливый тон, снисходительную улыбку, говорящую, о его уверенности в ее рабской зависимости от него, Оливия не могла успокоиться в течение всего вечера. В голове продолжали прокручиваться его фразы: «Вы не имеете права устанавливать здесь приоритеты… вы совершенно не способны оценивать дело объективно… вам необходимо проконсультироваться со специалистами…»

— Он думает, что я, все та же сопливая девчонка, на которой он когда-то женился, — бубнила она себе, делая время от времени глоток вина.

Мгновение спустя бокал чуть не выскользнул у нее из рук, когда до боли знакомый голос поинтересовался:

— И часто ты разговариваешь сама с собой, дорогая? Тебе следует знать, что это очень опасная привычка, которая может привести и обычно приводит к серьезным последствиям.

Грант выглядел непринужденно, как если бы имел все права находиться здесь. Он стоял, опершись на косяк французской двери, ведущей в гостиную, с самодовольной улыбкой на лице.

— Как ты сюда попал, Грант? — оторопела она, стараясь придать голосу твердость, и сохранить хоть какое-то достоинство, что было нелегко, учитывая, что она лежала перед ним практически голая, а он и не пытался скрыть свой интерес к ее позе.

— Я сам себе позволил войти, — сказал он, разглядывая ее. — Видимо, у дворецкого сегодня выходной, и я подумал, может, ты дала ему отгул и на ночь.

— У меня нет дворецкого.

— И горничной тоже? И тебе приходится делать все самой? Даже открывать двери гостям?

— Да. Но я справляюсь. — Оливия, попыталась прикрыть полотенцем почти обнаженную грудь, чувствуя себя страшно неловко под его прицельным взглядом.

Конечно, будь в его натуре хоть крупица порядочности, он отвел бы взгляд и позволил ей привести себя в порядок, но он не был джентльменом!

— Нет, ты плохо справляешься, — подытожил он отталкиваясь от дверного косяка и легкой походкой направляясь к ней. — Все-таки помощь нужна.

— Но не от тебя, — вскипела она, с силой швыряя полотенце в его сторону.

— Зачем так беспокоиться, Оливия? — мягко проговорил он. — Я пришел сюда не обольщать.

— Тогда зачем же? — К ее ужасу, вопрос получился провокационным и прозвучал нетерпеливо.

Он тут же уцепился за ниточку двусмысленности:

— Ты говоришь так, дорогая, как будто тебе давно не напоминали, что ты женщина. Все-таки, я полагаю, Хэнк из банка в постели не орел?

— Его зовут Генри, — воскликнула она, задыхаясь от злости, — мне казалось, я объяснила тебе, что мы не любовники! Представь себе, Грант, существуют мужчины, для которых смысл существования не только в сексе.

— Только если они импотенты или кастрированы. — Грант сделал круг по патио, разглядывая многочисленные жардиньерки. — На месте Генри я бы усиленно охранял твою территорию, особенно сейчас, когда неженатый бывший муж неожиданно нагрянул в город.

— К сожалению, лично ты никогда не проявлял особой заботы о моем спокойствии и о безопасности и обходился со мной как с частью твоего имущества.

— Я был готов связать навсегда свою жизнь с тобой, Оливия, — в его голосе сквозила огромная нежность — смертоносное оружие в борьбе с ней… — Повторяю, я хотел отдать тебе мое сердце, мою жизнь, но ты не была заинтересована в том, чтобы сопровождать меня по жизни.

Его обвинение привело ее в ярость, которая, накапливаясь, многие годы, проявилась именно теперь, приправленная обидой и горечью.

— Ушел именно ты, Грант, и не пытайся теперь переписать историю заново, потому что это со мной не пройдет! Возможно, я была недостойна носить инициалы «М. Д.», но не в такой степени, как ты считал. Я прекрасно понимала, что ты задумал в тот день, когда предъявил мне требования, которые ни один нормальный человек не найдет приемлемыми для себя. Тебе нужна была отговорка, чтобы избавиться от нашего брака, и ты ее нашел.

— Но все, что я тебе предлагал в то время — я имею в виду по устройству твоей жизни, — ты отвергала, предпочитая прятаться за спиной своего отца и игнорировать меня и мои советы.

— Тебя это мало волновало! Твоей единственной страстью была медицина.

— Не только медицина, но и ты, Оливия.

— Однако эта страсть не удержала тебя рядом со мной даже в самый тяжелый момент моей жизни.

— Оставь это, Оливия! Я здесь не затем, чтобы получать выговор за якобы прошлые грехи!

— Так уходи! Я не вижу здесь никого, кто держал бы тебя против твоей воли.

— Уйду, но прежде выскажусь по поводу нашего общего — делового — сотрудничества. Ты, кажется, хорошо устроилась в больнице и участвуешь во многих ее делах, а это значит, что наши дорожки, независимо от нашего желания, будут частенько пересекаться в ближайшие два месяца. Советую тебе не давать повода для сплетен и оставлять свои личные антипатии дома. Работа не место для выяснения личных отношений, и я не потерплю, чтобы из меня, делали дурака на глазах у моих коллег. Твое маленькое утреннее представление больше не должно повторяться, Оливия. Я ясно выразился?

— Ты все тот же, Грант Медисон! Но я не та маленькая пугливая дурочка, которую ты когда-то знал. Познакомься с новой Оливией Уайтфилд, финансовым директором больницы, которая мужественно вошла в мир большого бизнеса и умеет бороться за деньги. Видимо, в твою антибактериальную скорлупу информация доходит плохо.