– Я понял, дорогая, как надо целоваться.

– Как?

– Как в первый и последний раз.

– Ну, как в первый у тебя уже не получится. Попробуй как в последний раз. Как перед смертью.

– Попробую. Но не сегодня…

* * *

Комплексы есть у всех. Они очень разные. Бывают маленькие и смешные. Бывают грозные и злые. И почти никто не оценивает свои заскоки, не сознается в них.

У господина Чуркина все началось много лет назад, когда молоденький пухленький Вася был направлен в стройбат служить Родине. Он выглядел настолько болезненным и хрупким, что местные деды опасались брать его в оборот. Сначала жалели, потом посмеивались, потом шутили и, наконец, дошутились. Трое дедов заволокли его на склад и под непрерывный смех совершили с ним то, что часто происходит в лагерях или тюремных камерах. Но там все происходит по понятиям, только тех опускают, кто крупно провинился перед народом. А тут просто для куража, для удовольствия от своего всевластия.

Это случилось с ним всего один раз, и он даже не заметил, как сломался. Наоборот, ему показалось, что с того момента он стал более сильным, более мужественным. Он страстно ждал того времени, когда сам станет дедом. В первый же день он соберет кодлу, и они затащат на склад самого слабенького салагу. А на следующий день другого. Потом еще, еще, еще…

Так бы оно и было, но зловредным мечтаниям рядового Чуркина не суждено было сбыться. Не сложилось у Васи! К концу первого года службы его комиссовали по болезни. И он вернулся в Москву со сдвигом по фазе, с комплексом дедовщины. Ему все время хотелось найти кого-нибудь слабее себя и унизить, поиздеваться. И сделать это побольнее, пусть даже не тем способом, как с ним тогда на складе…

Поиск объектов для травли стал для Василия не развлечением, а потребностью. Без этого он становился раздражительным и смурным, как алкоголик без очередного стакана.

В первое время мальчики для битья находились с трудом. Но после сорока лет Вася стал оперяться и постепенно превратился в господина Чуркина. Бизнес он выбрал прибыльный, хотя и не очень в нем разбирался. Василий Иванович начал торговать ювелиркой. Сначала держал лавочку, потом магазинчик, а сейчас он стал хозяином сети бутиков в центре Москвы. Появились и свои клиенты, которые при виде красивой вещицы спрашивали не «Сколько стоит?», а «Сколько платить?»

Но больше всего Чуркина радовало то, что у него появилось более сотни подчиненных, а значит зависимых от него людей, каждый из которых периодически получал от грозного шефа свою порцию страха и нервотрепки…Бывали еще и временные подчиненные, как этот риэлтор Аркадий. Сладкий красавчик. Ему бы цветочную фамилию, а он – Зверев. Ему бы мышей ловить, а он опять с Арбатской квартирой затягивает.

Аркадий стоял перед хозяином кабинета с понурой головой. Вся сцена напоминала картину, где царь Петр допрашивает своего провинившегося сына, царевича Алексея. Только вот располневший и низенький Вася Чуркин не очень походил на монарха. Но его кабинет по роскоши вполне соответствовал царскому, а риэлтор мог сойти за непутевого Петровича.

– Молчишь, Аркадий? Нечего сказать? Это уже хорошо. Значит понимаешь, что виноват. Значит понимаешь, что после одного моего слова ты не только денег не получишь, но вообще вылетишь из своей уютной конторы. С волчьим билетом вылетишь! Уж я постараюсь…Ты когда должен отселение завершить?

– Через неделю.

– А у тебя там конь валялся?

– Не валялся…Вернее, не в полной мере. Одного я уже отселил. Остальные посмотрели предложенные квартиры и согласны выехать.

– Все?

– Почти все. Только одна артистка носом крутит.

– Квартира не подходит? Маленькая? Или далеко предложил?

– Да она дура и вообще не хочет никуда ехать! Вернее, согласна, но чтоб здесь на Арбате и чтоб тот же вид из окна был. А где я такой вариант срочно найду?

– Странно…А что у нее там за окном?

– Да ерунда там, Василий Иванович. Там двухэтажка неприметная. Эта артистка говорит, что в том домике Пушкин первый раз свою жену…использовал. Брачная ночь у них была.

– Ну и что? Мало ли кто кого и где…Но ты меня заинтриговал. Мне теперь только эта квартира нужна. Буду гостям из окна тот домик показывать. Пусть обзавидуются…Значит так, Аркаша. Убивать тебя за задержку я пока не буду. Но ты срочно убери эту артистку. Доплату предложи к квартире, уговори, обмани, напугай…Эта арбатская хата мне теперь позарез нужна…А как у Пушкина жену звали?

– Не помню, Василий Иванович. Мне артистка говорила, но я забыл.

– Серый ты, Аркадий! И кого только в риэлторы набирают…

После ухода риэлтора Василий продолжал мечтать об арбатской квартире…Кабинет у него был действительно царский. Продавая ювелирку, Чуркин счел необходимым применить соответствующую отделку. Офис его сверкал от золотых загогулинок, зеленел малахитом и горел всеми цветами янтаря. Но больше всего он ценил свою комнату отдыха при кабинете. У всех других в ней был стандартный набор для фуршетов: столик, кресла, сервант, бар, холодильник. А у Василия Ивановича это помещение называлось канареечной комнатой. Не в честь обжитых новыми русскими Канарских островов, а в честь проживавшей там птички.

Канареек Чуркин полюбил давно и всей душой. От них одних он не ждал подвоха и подлости. Сколько человека ни корми, он все равно может тебе гадость сделать. А этот желтый комочек – невинное создание. Тварь божья!

Вероятно, все в природе стремится себя уравновесить. Злость Чуркина на людей требовала какого-нибудь объекта для доброты. Тут и подвернулся ему желтый воробей с далеких островов. Правда, поют эти птички действительно громко и ярко, но не душевно. Как-то по-испански. Нашего соловья кенар не перепоет…

Чуркин обошел все клетки, пошептался с каждой птахой, плюхнулся в кресло и закрыл глаза…Канареечную комнату на Арбате он сделает именно в той комнате, откуда есть хитрый вид на дом поэта. То, что Пушкин гений, Чуркин знал еще с детства, но сейчас его многое смущало. Зачем сам себя под пулю подставил, если ты такой умный? Из-за чего? Точно Василий не помнил. Если в карты проигрался, то это причина серьезная. А если жена рога наставила, то нечего беситься. Выгнал бы ее, а тому парню морду набил…Но в любом случае – жалко поэта. Гений! Он и в наше время мог бы хорошо устроиться. На стихах сейчас бабок не срубишь, но стал бы детективы писать. Имя раскрученное, мог бы и Маринину по тиражам обогнать…

* * *

Должность Льва Николаевича Бармина была не очень высокой, но доходной. В своем Округе он определял дома в аварийном состоянии и передавал их частным фирмам для реконструкции. В бумагах все выглядело правильно, но опытный чиновник хорошо знал, что объект у Чистых прудов ценится в три раза дороже, чем такой же почти рядом, но с видом на рельсы и шпалы у Трех вокзалов… Дальнейшее было делом техники. Из желающих получить лакомый кусочек выбиралась самая щедрая фирма и начинались долгие переговоры. Не прямые, а иносказательные. Ни одна сторона не употребляла слов типа «откат, деньги, взятка». Но все понимали по умолчанию, по жестам, по взглядам. Все цифры писались на бумажках, которые сразу сжигались.