Когда глубокой осенью 1924 года в Берлине после концерта передали записку, не сразу поняла, что пишет Эдмунд. Захотелось увидеть, каким он стал спустя годы, как жизнь изменила его, сухо и строго попросила передать, что не имеет времени и желания встречаться с господином.

4

Концертную деятельность Плевицкая прервала на непродолжительное время, чтобы обновить репертуар. Стала исполнять и нравящиеся публике цыганские песни (не таборные, а псевдоцыганские), душещипательные романсы — многие незаслуженно позабытые.

Выступала с оркестром под управлением Андреева. На гитаре и гуслях играли непревзойденные И. Рябов, А. Зарема, он же Розенвассер, автор популярных, ставших народными песен «Шумел, горел пожар московский», «Черные очи» на стихи Е. Гребенки. Концерты завершала неизменной, любимой публикой «Помню я еще молодушкой была». Познакомилась и спела дуэтом с лирико-драматическим тенором Николаем Фигнером (родным братом бомбистки Веры Фигнер).

Со временем репертуар пополнился знакомыми певице с детства курскими песнями, неизменно исполняла «Славное море, священный Байкал», песни о кандальной дороге за Уралом, удалом разбойнике Чуркине, не сдавшемся врагу гордом крейсере «Варяг». С легкой руки бойкого репортера Плевицкую стали именовать «Соловушкой», точнее, «Курской соловушкой», имя это прижилось, стало кочевать из рецензии в рецензию, «Соловушкой» начал звать даже Федор Иванович Шаляпин, давший ей совет не замахиваться на оперные арии, классический репертуар:

— Вы истинно народная, вот и пойте созданное в народе, а на аристократов плюйте.

Не только в губернских городах, но и в Москве концерты Плевицкой неизменно собирали полные залы, публика требовала повторять понравившиеся песни, романсы, что Надежда делала с удовольствием.

С выступлений возвращалась, не чувствуя усталости, как на крыльях. Следом одевальщица вносила корзины цветов, которым вскоре стало тесно в комнатах. Завистники (у какой актрисы их нет?) называли Надежду «кафешантанной канарейкой», но были вынуждены умолкнуть, когда стало известным высказывание Ф. Шаляпина: «Плевицкая — новая звезда русской эстрады, продолжательница и пропагандистка традиций народного искусства».

Билеты на концерты раскупались сразу, театральные кассы брали, как говорится, с боем. На растущей день ото дня популярности Надежды грели руки перекупщики билетов, заламывающие за них баснословно высокую цену. Перед концертами «Соловушки» пустели ближайшие к театру цветочные магазины.

Как правило, Плевицкая начинала с печальной «Тихо тащится лошадь», про деревенские похороны, и более чем двухчасовое выступление завершала песней про ухаря-купца.

В те годы в Новом Московском общедоступном Художественном театре (будущий МХАТ) работал композитор Илья Сац, он ободрил Надежду, заметив, что она счастливо отличается от сольных певиц:

— У вас, голубушка, все предельно натурально. Поете без наигрыша, точно исполняете не чужой текст, а высказываете сугубо личное, сокровенное, наболевшее, исповедуетесь. Не растеряйте это чувство и способности, не жеманьтесь, держитесь с достоинством, как царица.

На гастролях в Царицыне за кулисы передали визитную карточку.

Надя тут же выскочила в коридор.

— Где он? Нельзя гения заставлять ждать!

Известный тенор прохаживался у доски с расписанием репетиций.

— Простите великодушно! — залепетала Надежда, неловко оправдываясь за появление перед гостем с распущенной косой.

— Полноте, — Собинов притронулся влажными губами к руке певицы. — Вы очаровательны и непричесанная. Посчитал необходимым выразить искреннее восхищение, пришлось нарушить отдых, но пленили искушенного профессионала, который скептичен к разного рода выскочкам. Не признавал в искусстве самоучек, считал, что, как бабочки-однодневки, они быстро сгорают, пропадают с небосвода, но, услышав вас, изменил мнение.

Не слушая благодарностей от смущенной певицы, Собинов дал практические советы в сольном пении, обещал провести пару уроков, на прощание посоветовал:

— Не спалите крылышки в испепеляющем пламени славы. В недалеком будущем ожидайте приглашения в Царское Село, споете для августейшей семьи и государя императора.

Надежда слушала, прижав ладони к пылающим щекам, еще не веря, что видит самого Собинова, слышит обещание быть представленной царю. Но минул месяц, и Плевицкая оказалась в столице и с замиранием сердца приняла приглашение посетить императорский дворец.

Прислали придворную карету с лакеем в красной крылатке, обшитой желтым галуном. С трепетом вошла во дворец, поднялась по лестнице и замерла, увидев лучистый взгляд Николая II…

На вечере присутствовали близкие к престолу московский губернатор Джунковский, генералы Комаров, Плеве, фрейлина Вырубова, князь Голицын, принц Ольденбургский и, что самое главное, супруга царя, их очаровательные дочери-принцессы, наследник престола Алексей — его держал на руках рослый солдат.

Петь перед такой публикой было боязно. Волнуясь, Плевицкая исполнила «Хасбулат удалой», «Пара гнедых» на музыку Я. Пригожина, «Ночи безумные» на стихи Апухтина, «Ямщик, не гони лошадей» Я. Фельдмана и «Ну, быстрее летите, кони», посвященную флейтистом Н. Бакалейниковым Плевицкой. После песни «Вот тройка борзая несется» царь шепнул сидящей рядом супруге:

— От этой песни сдавило горло.

Перед императором, его семьей, приближенными Надя не стала исполнять рассчитанные на невзыскательный вкус «Дышала ночь восторгом сладострастья», «Зингертель, моя цыпочка, сыграй мне на скрипочке», «Лобзай меня»…

Завершила песней «Наша улица, зелены поля» в оранжировке Я. Чернявского (Цимбала), также посвященной ей. Спустя двадцать лет вспоминала:

С последними словами, с поклоном, поднесла хозяину Земли Русской чашу с вином, и царь медленно ее осушил, затем одарил пасхальным яйцом работы Фаберже с портретом всей августейшей семьи.

— Мне доложили, что не учились петь и не учитесь! Оставайтесь такой, какая есть. Много слышал ученых «соловьев», но они пели для уха, вы же поете для сердца. Самая простая песня в вашей передаче проникает в глубины души.