— Мужчина! — не отрывая взгляда от экрана телефона, возмущенно рычу я на нарушителя ценной инсталляции. — Отойдите, вы портите мне кадр.

— А вы мешаете мне пройти. — Обволакивающий голос, почти шепот, раздается над моей макушкой, разгоняя мурашки по телу.

Сглатываю образовавшийся в горле ком растерянности. Дыхание перехватывает, и я медленно поднимаю взгляд на незнакомца, с размаху окунаясь в серую дымку его озорных глаз.

— Привет, — как ни в чем не бывало, радушно здоровается со мной этот красавчик.

Смотрю на него, не моргая, и не верю собственным глазам. Стоящий передо мной парень словно только что сошёл со страницы модного женского журнала.

Высокий, брюнет с классическими чертами мужественного лица, явно не страдающий от нехватки женского внимания. А его улыбка и ямочка на левой щеке окончательно добивают меня, затуманивая сознание.

Непроизвольно делаю шаг в сторону, теряя дар речи. Хочу сказать что-то в ответ, но по закону подлости спотыкаюсь, теряю равновесие и падаю, смачно приложившись попой о мостовую.

Позор! Так могу только я! Мне кажется, от стыда у меня даже уши покраснели и горят.

— Эй, ты как? — Парень в считанные секунды подхватывает меня, помогая подняться, и внимательно осматривает. — Сильно ударилась?

— Нормально. Не очень. Все хорошо! — тараторю я от растерянности, желая одновременно оказаться как можно дальше от него и быть рядом с ним, вот как сейчас — почти в объятиях.

— Извини, это моя вина, — сокрушается он, продолжая держать меня за плечи и с волнением всматриваясь в мое лицо.

А я, уже забыв о боли и о том, что светлый пуховик наверняка испачкан, мысленно ругаю себя за то, что, как обычно, пренебрегла даже легким макияжем. Стою вот сейчас перед ним во всей своей естественной «красоте», с веснушками на носу, бледными, пусть и пухлыми губами и ярким румянцем смущения.

— Пойдем в кафе? — предлагает он. — Там ты пуховик почистишь, а я компенсирую неудачное первое знакомство чем-нибудь вкусным и поднимающим настроение.

— Агния, — слетает с моего языка вместо согласия.

— Стас, — отвечает он. — Будем считать, что это было твое «да», — констатирует он и, с легкостью взяв меня под руку, ведет в направлении ближайшего заведения.

*Агния*

Настойчивые трели дверного звонка вместо будильника будят меня на рассвете. Открываю глаза и какое-то время не могу сообразить, явь это или еще сон, в который я, все-таки провалилась, словно в вязкую темноту.

От резкого пробуждения в голове гул и состояние гулкой невесомости. Сердце бухает так сильно, словно я не спала спокойненько в кровати, а бежала стометровку для сдачи нормативов ГТО.

Вдох — выдох.

Мысленный счет до десяти.

Вдох — выдох, и я медленно, но все же прихожу в себя, выныривая из прострации и тут же окунаясь в звенящую ночную тишину. Она окутывает меня, заставляя задуматься над реальностью звонка. Вновь падаю на подушку, натягивая край одеяла до самого лба. Закрываю глаза, в надежде спокойно проспать еще пару часов, до того, как прозвенит будильник.

Но не успеваю даже сонно вздохнуть, как трель с удвоенной силой врезается в мое сознание. И как подтверждение, что все же это не сон, раздается еще и раздраженный стук недовольной соседки в стену. Бабуля — божий одуванчик, а слух у нее удивительным образом только ночью становится чрезвычайно чутким. Зато днем, когда она садится за просмотр очередного сериала, его вместе с ней слушает весь подъезд.

Недовольно морщусь, откидывая одеяло и спуская босые ноги на холодный пол. Поежившись от резкого контраста температур, накидываю халат, прячу ступни, уже успевшие подмерзнуть, в большие и теплые тапочки. С трудом переставляя ноги, бреду к входной двери. В голове нет ни одной мысли о том, кого это нелегкая принесла в столь ранний час. Но, судя по тому, что звонок так и заливается противной мелодией, этот кто-то очень нетерпеливый.

Послать бы его лесом и зарыться вновь в кокон одеяла, оставленный на кровати, да досматривать сны. У меня и без того чумное состояние, а еще сутки в поезде трястись, там я вообще спать не смогу.

— Да иду я! — нервно вздыхаю, проходя по прихожей.

Щелкаю по выключателю, и бра на стене вспыхивает теплым светом, не бьющим по глазам, но мягко разгоняющим темноту. Замираю около двери и, привстав на носочки, заглядываю в глазок, силясь рассмотреть в полумраке подъезда непрошеного гостя.

Сердце пропускает удар, ухая вниз, а затем взмывает вверх, трепеща пойманной плашкой и с размаху врезаясь в грудную клетку. Пальцы дрожат от нахлынувших эмоций, а лежащая на тумбочке связка ключей выскальзывает из них, когда я пытаюсь ее подхватить, стремясь поскорее впустить желанного визитера. Металл звонко клацает по полу, а я, чертыхаясь, подбираю их и спешу наконец-то отворить дверь.

— Кис, ну ты чего так долго?! — В квартиру вместе с морозной свежестью входит Стас, возмущенно бубня: — Я уже думал, весь подъезд перебужу! — отчитывает он меня, сбрасывая с правого плеча лямку дорожной сумки, и та с легким шорохом падает на пол.

— Привет, — шепчу я охрипшим голосов. — Ты как здесь? — неверяще смотрю на него, а на лице расплывается блаженная улыбка.

— В смысле?.. — Он хмурит брови, снимая куртку и скидывая ботинки. — Ты не рада, что ли?

Рада! Рада! Я чертовски рада!

Но произнести вслух ничего не получается, эмоции бурлят во мне, мешая здраво мыслить и вразумительно изъясняться. И все, что я сейчас могу, это шагнув к нему навстречу, обвить руками его крепкую шею, с размаху уткнувшись носом в тонкую ткань свитера, плотно обтягивающего грудь. И именно это я и делаю, прикрывая на мгновение глаза, вдыхаю родной аромат. Боже, как же я по нему соскучилась!

Где-то в районе солнечного сплетения бабочки крыльями щекочут, а я лишь теснее прижимаюсь к любимому.

Ладони Стаса уверенно ложатся на мою попу и приподнимают меня, побуждая обвить ногами его талию.

Повисаю на нём, как маленькая обезьянка. Опутав его руками и ногами, утыкаюсь носом в изгиб шеи и с наслаждением вдыхаю терпкий аромат его любимого парфюма.

— Привет, — повторно здороваюсь с ним, почти шепотом. — Я так соскучилась! — выдыхаю блаженно, крепко-крепко зажмурившись, чтобы прогнать навернувшиеся слезы, а в носу все равно предательски щиплет, и голос сбивается.

— Угу.

— А ты? — Я скольжу легкими поцелуями по острым скулам, покрытым колючей трехдневной щетиной, прикусываю подбородок.

— И я, — приглушенно звучит его ответ почти около моих губ.

Стас делает шаг в сторону комнаты, не отпуская меня, но спотыкается о сумку, стоящую на полу.

— Черт! — ругается он, и балансирует, пытаясь удержать и меня, и равновесие.