— А потом ястала Пушистой Сестричкой с лёгкой руки Боевого Сопротивления, —подхватила я. — Ну и что?

— Хочешь тытого или нет, но годы, проведённые в Пряжке, для тебя бесследно непрошли! — жёстко (и жестоко) сказал Нож. — Ты — другая. Не только ты,все, кто был там. Пряжка живёт в тебе. Иногда она прорывается не нашимпроизношением отдельных слов, не нашей логикой отдельных поступков. Ты иногдадаже смотришь на людей не так, по-чужому. Точнее, ты смотришь не как Пушистая,а как Двадцать Вторая.

— Да, это всёгрустно и невыразимо печально! — теперь уже заорала в бешенстве я,подскакивая обратно к столу, вцепляясь в его столешницу и с яростью глядя Ножув глаза. — Ладно бы кто другой говорил! Будто ты не знаешь, как яненавидела, ненавижу Пряжку! И я её разрушила!

— Ненависть,к сожалению, слишком сильное чувство, — вздохнул Нож. — Как и любовь.

— Ну нет уменя сейчас парня, и что, в этом Пряжка виновата?! — продолжала возмущеннокричать я. — И это, Медбрат сдохни, так важно всем окружающим?!

— ИменноПряжка! — Нож долбанул кулаком по столу так, что ступка подскочила иопрокинулась. — Когда вы там, на севере, превращались из девочек вдевушек, вас не зря держали бок о бок с молодыми красавцами Сильных. Это какзапечатление у новорожденных утят, кого первым увидят, того и признают. В твоейголове намертво сидит образ идеального мужчины, достойного быть отцом твоихдетей, — опять же понимаешь ты это или нет. И это не Умный. А может, и нетолько Сильный.

Тут уж япромолчала.

Нож ведь былединственным, кто застукал наш полёт с драконом к звездам. И всё прекраснопонял.

— Ну ладно, явпечатлилась и ужаснулась, — сказала я угрюмо, пытаясь тщательнорассмотреть крупинки чёрного порошка, высыпавшегося на столешницу. —Завтра исправлюсь, сотру навязанный врагом образ идеального мужчины, заведуроман с кем-нибудь из наших, забеременею и привет. Все довольны?

— А так нехочется, правда? — поглядел исподлобья Нож, забирая ступу и сметая в неёвылетевший порошок. — Не насилуй себя. Я тебе всё это сказал, чтобы тызадумалась и прислушалась к себе. Ты просто засиделась в Ракушке, выросла изнеё и тебе сейчас тут тесно. Мне кажется, надо просто уехать отсюда на время,посмотреть на другой кусочек мира. У вас сейчас, кстати, полугодовая практикана носу — вот и езжай. Я могу порыться в канцелярии и поискать для тебя взаявках на практикантов интересное местечко. Да и вообще, пора тебесамостоятельно пожить, разъелась ты за четыре года на маминых пирожках, соспины совсем квадратная стала.

— Ещёподумаю! — рявкнула я в ответ и бросилась из лаборатории со всех ног.

Я бежала попустынным коридорам старого корпуса, топая так, что стёкла звенели, и кипела отнегодования:

«Дурак, нет,правда, настоящий дурак! И правильно его сестра обозвала!»

Выбежала ввестибюль и кинулась к громадному напольному зеркалу в тяжёлой резной раме,стоявшему у входа. Достала маленькое карманное зеркальце и с помощью двухзеркал стала осматривать свою спину.

«Вот гад, всёнаврал!» — отлегло у меня от сердца. — «И совсем не квадратная.Прямоугольная пока…»

Немногоуспокоившись, я пошла домой.

* * *

Пока мы с Ножоморали друг на друга, наступил вечер.

В университетскомпарке было темно, кованые столбы с фонарями стояли лишь на перекрестках дорожек(наверное, чтобы парочкам в темноте было удобнее целоваться). Сейчас в паркеникого не было. Пахло и отдаленным морем и весенней, терпкой ещё листвой.

Я шла и обдумывалавсё, что сказал Нож.

Если поверить егословам, то с такими странными образами, которые, видите ли, без моего желаниязасели в моей бедной голове, запечатлелись, так сказать, словно уноворожденного утёнка, тьфу, какая гадость, меня ждет тяжелая и странная личнаяжизнь со множеством осложнений. Как интересно!

Вспомнив последнююфразу про квадратную спину, я снова разозлилась. Резко остановилась, решиввернуться и сказать Ножу всё, что я о нем думаю после нашего разговора.

В этот момент уменя перед носом просвистела стрела. Если бы я не встала, она бы была во мне.

Особо несоображая, я дернулась вперёд, — и как выяснилось, тоже правильно. Втораястрела прошла там, где я остановилась мгновение назад.

Тут уж я пришла всебя, забыла про идеальных мужчин и мамины пирожки, заорала диким криком иметнулась к кустам. Сзади послышался топот, впереди — ответные крики. Этоспугнуло неизвестного стрелка.

Меня догнал Нож,потом прибежал парковый сторож, отозвавшийся на мои вопли. Они прочесали кусты,из которых стреляли, а затем Нож чуть ли не за шиворот повёл меня домой.

— Меня чутьне застрелили! — жаловалась я дрожащим голосом, чувствуя, как противнодрожат коленки, и дурнота подкатывает к горлу.

— Не бери вголову, — как-то равнодушно отмахнулся Нож. — Разберёмся. Придурок,наверное, какой-нибудь пугает. Помнишь, в прошлом году один первокурсник умомподвинулся и бегал по Университету в белой простыне?

— Помню.

— Ну и этот,наверное, такой же.

Нож довёл меня додому, сдал с рук на руки родителям, а потом долго о чём-то шептался в саду ссестрой. А потом они не менее долго целовались, — я в окно видела. Можнобыло сделать вывод, что в глазах сестры Нож перестал быть дураком. Неисключено, что лишь на время.

А я сидела застолом с потушенной лампой, смотрела на ночное небо и думала, что Нож,всё-таки, не совсем нормальный.

То, что я ни с кемне сплю — страшное дело, ужас и кошмар!

А то, что менячуть не пристрелили — «не бери в голову».

Мне так кажется,что всё наоборот, надо волноваться во втором случае и совершенно не надо впервом…

Сам-тохорош, — они с сестрой тоже непонятно как живут. Вполне бы трёхплемянников за это время мне сделали, но нет, у каждого диссертация пока науме. И степень магистра с правом преподавания ординарных лекций.

А у меня, может,тоже. Диссертация.

Тут уж я, конечно,себе лгала. Моя головная боль называлась не диссертация, а дракон.

Неделю после того,как он улетел, я крепилась. Потом принялась вызывать его. Ну, просто так, длятого, чтобы узнать, нормально ли долетел и всё ли в порядке…

Ответа на свой зовя так и не получила, дракон молчал.

Я звала и звалаего упрямо до тех пор, пока не рассвело. Никакого, даже самого слабого отзвука,намёка на то, что он меня слышит. Только шумело в ушах, как от вслушивания враковину.

Спать легла я нарассвете с твёрдой уверенностью, что это не дракон, это изверг летучий!