Глаза застилало кровью, Айзек никак не мог сконцентрироваться ни на чём. Голова болела так, будто кто-то её сверлил. А кровь бурлила.

— Нет, — прошептал Айзек. — Только не так. Брат, где ты? Ты же обещал.

Он перевернулся на живот. Надо сконцентрироваться, чтобы выжить. Надо держаться, но как? Доктор Михельсон говорил, что если будет приступ, надо вспомнить что-нибудь хорошее. Да что может быть хорошего в жизни выращенного в лаборатории оружия? Перед глазами стояла только кровь, но Айзек сумел вытащить из памяти одну сцену, самую раннюю из тех, которую он помнит.

— Но что такое простые числа? — спросил Мистер Усатый, сидя на руке доктора Михельсона.

— Это совсем просто, — доктор усмехнулся. Он иногда вёл математику детям постарше, и Айзек всегда слушал, даже когда не понимал ни слова. — Это числа, которые делятся только на единицу и на само себя.

— Но как…

Сцена поменялась. Беда сначала опасался, но потом был не против, когда Айзек играл с Ником, тогда ещё маленьким. Это были воспоминания, когда сын Виктора делал уроки.

— Но что такое простые числа? — спросил он. — Я не понимаю.

— Это не сложно, — ответил Айзек. — Это я помню. Это числа, которые делятся на само себя и единицу. Смотри. Два, три, пять, семь…

— Одиннадцать, тринадцать, семнадцать, — продолжил Айзек наяву, а не в воспоминаниях. Изо рта шла кровь. — Девятнадцать, двадцать три…

Кровь успокаивалась и переставала литься. Айзек поднялся сначала на колени, сплюнул на пол, а потом смог встать на ноги. Его трясло, но нельзя оставлять следы, иначе заподозрят неладное. Нужно лишь чтобы неведение сохранилось до завтра, пока магистр не умрёт.

Айзек вытер свою кровь, тщательно, везде где смог найти. Остались пятна на куртке, но их не увидит никто, если он не захочет. Потом он забрал бумаги и посмотрел на тело Ривы. Типичный сердечный приступ, обычная смерть для старика его возраста. Не будет подозрений, пока его не вскроют.

Виктор

— Что с тобой? — спросил Натан, едва Медведь появился на пороге.

Выглядел парень ужасно. Бледный, как мел, с трясущимися руками, в которых он держал листы бумаги. Куртка, в которой раньше ходил Ник, залита тёмной кровью.

— Жопа, — сказал Айзек и протянул Виктору листы бумаги. — Он твой.

Беда отбросил их в сторону и помог Медведю сесть.

— Не разбрасывай, — Айзек усмехнулся. — Мне стоило огромного труда их добыть.

— Зря ты так рисковал, — сказал Виктор. — Это опасно.

— Я знаю. Этот магистр… там есть всё. Завтра он умрёт.

Айзек тут же уснул, и Блоха укрыл его одеялом, потом смерил температуру.

— Ещё раз или два, и он умрёт, — сказал он. — Если в этот момент меня не будет рядом…

— Я помню, что обещал, — Виктор вздохнул. — Когда это закончится, вам нужно будет уехать… чтобы он мог жить спокойнее… он заслужил, он и так ничего хорошего не видел в жизни.

Беда начал читать, что принёс Айзек.

— А он прав, ублюдок у нас как на ладони. Завтра я его возьму.

Виктор поднялся и начал одеваться. Слабость ещё оставалась, но жажда охоты давала сил.

— Прямо сейчас? — спросил Блоха.

— Да. Надо съездить в Бриарей к господам из Адвента, понадобится кое-кто, — Беда усмехнулся. — Ты ещё умеешь делать сонные бомбы?

— Вы считаете, что это хорошая работа? — крепкий седовласый священник склонился над трубами. — Да вы смотрите, всё до сих пор бежит! Как вы вообще работали? Да весь пол в воде! До сих пор говном несёт!

Виктор в костюме обслуживающего персонала тем временем достал удавку из рукава. Этот священник призывал отказываться от продукции Корпорации Renascentur. Он говорил, что все умные устройства объединяются в тайную сеть для слежки, шпионажа, шантажа и прочих запрещённых вещей. В своих проповедях отец Тобиас говорил, что Балябин знает всё о каждом ныне живущем человеке, если у того есть хоть какая-то вещь с символикой Корпорации. Священник не должен был привлечь внимание Балябина, но, во-первых, отец Тобиас всего за десять лет из лидера мелкой секты превратился в главу целой церкви, насчитывающей миллиарды верующих. А во-вторых, его речи про слежку и тайную сеть из триллионов устройств были чистой правдой. Это и вынесло ему приговор.

— Да вы хоть что-то понимаете в своей работе? — выкрикнул отец Тобиас. От него сильно разило выпитым.

— Без всяких сомнений, — ответил Беда и накинул ему на шею удавку. — Что вам снится, святой отец?

Но старик, вместо того, чтобы хрипеть и умирать, как положено, выпрямился во весь свой рост.

— Ты сдохнешь, еретик! — выпалил он.

Священник резко упал назад, и Виктор отбил спину о твёрдый пол. Отец Тобиас несколько раз ударил локтями и высвободился.

— Я отправлю тебя в глубины Преисподней, грешник! — у священника потрясающий глубокий бас. — Сдохни, убийца из Корпорации!

Он пнул Виктора в колено и увернулся от ответного удара. Отличная физическая подготовка бывшего спецназовца и ветерана корпоративных войн испортила всю операцию. Надо было пользоваться игломётом, а не выделываться со струной. Но пистолет выскользнул в пылу схватки.

Отец Тобиас взял монтажный нож и начал наносить кажущиеся хаотичными, но очень точные и выверенные удары. Виктор уклонялся, выжидая момент, когда можно будет рвануть за игломётом.

— Ты и твой босс будете гореть в аду! — рявкнул священник, нанося очередной опасный выпад. — Будь ты…

Он наступил в набежавшую из протекающей трубы лужу, поскользнулся и упал. Голова так сильно ударилась о лавку, что проломила доску, но шея не выдержала и выгнулась под невозможным углом. Отец Тобиас умер.

— Только не говори, что ты так и запланировал, — сказал Блоха в передатчик.

— Ты никогда не сможешь доказать обратное, — Беда усмехнулся и подобрал игломёт. — Немного приберусь, чтобы выставить за несчастный случай, а потом…

— Святой отец! — кто-то распахнул дверь и охнул. — Что с вами?