в полумраке было чуть заметно, как ветер колыхал занавески из прикрытых форточек. Вот мотор взвыл особенно густо, с позвякиванием, и шофёр, вполголоса выругавшись, переключил передачу. Автобус, перейдя на басовые ноты, с урчанием тащил себя куда-то в гору, раскачиваясь и фыркая каждые несколько секунд.

Стараясь проснуться, Николай, растирая щёки, разглядывал окружающее. Судя по всему, спали все, кроме всё так же чертыхающегося себе под нос водителя. Сзади на спинку сиденья навалились, почти соприкасаясь головами, Шалва с приятелем-стоматологом, через пару сидений через проход спали в обнимку Руслан со своей подругой. Усам что-то пробормотал во сне на непонятном языке, и, всхлипнув из-под усов, начал похрапывать. Пустая канистра бессильно ползала по проходу взад и вперёд, крышки на ней не было. И похоже, это была уже вторая…

Поудобнее устроившись вплотную к окну, Николай попытался задремать снова, но сон, видимо, уже пропал. Осталось только спокойное и тихое настроение, которое часто приходит в дороге. Под такое хорошо сидится или лежится без мыслей о чём-либо, под шуршание камешков под колёсами или перестук рельсов. Закрыв глаза, он улыбнулся и начал думать о доме, о том, как беззвучно вспыхивают в темноте искры, срывающиеся с дуг трамваев, со скрежетом заворачивающих в депо июньской ночью, когда окна открыты настежь. На столе башня учебников и методичек, и остаётся один, самый последний экзамен в страшной, длящейся целый месяц сессии. А потом – новая нашивка на плече, и дорога, и песни, и дорога…

Проснувшись, Николай удивлённо приподнялся. Задремал всё-таки, надо же! «Больной, проснитесь! Примите снотворное!».

– Э, Шалва, сколько времени?

Он обернулся назад, в автобусе уже всё равно почти никто не спал, позади бубнили тихие голоса.

– Пол… одиннадцатого. Даже больше уже.

– Чёрт… – Николай помял ладонями щёки. – Надо же, как я заплющил… А выехали мы во сколько?

– Часов в шесть с копейками.

– В шесть… Скоро приехать должны уже. Усам, эй, Усам!

Усам обернулся спереди, почему-то раздражённый.

– Чего?

– Долго ещё ехать?

Вопрос был, конечно, детский, но для него имелись определённые физиологические причины. Конкретно – требовалось сходить до ближайшего места, где без помех можно было отлить.

– Долго, не долго! Долго!

– Так до ветру сходить надо бы. Сидим уже порядочно, организм требует!

– Потерпишь!

Николай несколько обалдев от такого тона, фыркнул.

– Эй, серьёзно ведь говорю. Отлить надо! Девочки налево, мальчики направо, устроит такое?

– А, чёрт…

Усам, злобно мотнув головой, посунулся к водительскому закутку, и хлопнул Семёна по плечу.

– Стой давай! Ищи место, им отлить не терпится, блин…

– Усам, ты чего такой злой? – Николай спросил это уже другим, серьёзным голосом. – Случилось что?

Тот обернулся и кивнул, вроде бы успокаиваясь.

– Заблудились, бы-лин. Семён, дурр-ак какой, а? Третий год здесь ездит, никак дорогу не запомнит! Если бы к вам не опоздали, то глядишь, ещё до темноты успели бы, а так… Полчаса уже крутимся, не понимаем, куда едем. Вроде бы и места знакомые, а в темноте не видно, ничего не разберёшь…

Семён, наконец, нашёл какой-то съезд, автобус со скрипом сбавил ход, зашуршал гравием и, качнувшись вперёд, остановился. Зашипела открываемая дверь. Усам выскочил первым, затем за ним один за другим попрыгали вахтовики, потягиваясь и приседая. Вокруг была темнота, чуть разгоняемая лишь пригашенными фарами автобуса. Николай отошёл метров на пять, за границу освещаемого круга, пытаясь найти хоть какой-то отблеск в поднимающихся вокруг тенях. Судя по всему, это и были предгорья Кабардино-Балкарии – место, как теперь стало ясно, не особо плотно заселённое. Метрах в пятнадцати он углядел на обочине что-то непонятное, и в надежде, что это дорожный указатель, пошёл к нему.

– Эй! Куда? – крикнул сзади южанин, но Николай, обернувшись, только махнул ему рукой, недалеко, мол. Усам, видимо, решил, что он идёт за тем самым, за чем вышел из автобуса, и замолчал.

Это, впрочем, оказался не указатель. Да и откуда ему было здесь взяться? Просто четырёхгранная пирамидка из жести, увенчанная заострённым штырём; на обращённых к дороге боках нанесены белой краской какие-то обозначения.

– Усам! – теперь пришлось орать самому. – Усам, позови Семёна! Здесь знак какой-то!

Усам подошёл быстрым шагом, нахмуренный.

– Вот.

Николай показал. Буквы «БВ» на одной грани и дробный номер на другой, видимо, ничего не сказали и Усаму, тот отрицательно покачал головой.

– Ничего не значит. Геологи, может быть. Или землемеры…

Николаю ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Бегая по лесам и перелескам Карелии с картой и компасом, он тоже встречал самые разные метки и знаки, про которые часто нельзя было сказать даже, к какому ведомству они относятся. В их положении, во всяком случае, никакой пользы от найденного репера получить было нельзя.

Сделав свои дела, они снова расселись по местам и автобус, включив фары, полез дальше по подъёмам и спускам. Где-то через полчаса Усам, стоявший рядом с шофёром и напряжённо всматривающийся в дорогу, вдруг радостно вскрикнул и указал вперёд рукой. Бетонка, по которой они ехали, пересекала железнодорожную колею. Никаких указателей, тем не менее, рядом не обнаружилось, и переезд никем не охранялся – не было даже шлагбаума. Однако оба местных жителя заметно повеселели, начиная, видимо, понимать, где находятся. В течение следующих десяти минут Николай несколько раз видел открывающиеся в просветах между холмами некрупные гроздья электрических огоньков. Люди были уже где-то рядом.

– Вон он, справа! – вдруг сказал Семён, от которого они до сих пор не слышали почти ни одного слова. Автобус затормозил и, несколько раз чиркнув крупными камешками по днищу, остановился, не выключая мотора. Вытянув голову, Николай разглядел в свете фар автомобиль, неподвижно стоящий далеко впереди, почти на границе света. Что-то квадратное – то ли «Нива», то ли «газик». Семён, щёлкнув тумблером, открыл переднюю дверь, и Усам, сказав «Сейчас узнаю там…», спрыгнул вниз. Николай сунулся было в проход за ним, но шофёр закрыл дверь почти перед самым его носом. Развернувшись к водительскому месту, он увидел, что Семён отрицательно качает головой.

– Не надо… Мало ли что. Усам сам всё выяснит.

– Так вот именно – мало ли что…

Семён опять покачал головой.

– Он не сказал – значит, сидите здесь.

– А ты что, делаешь только то, что он говорит? – поинтересовался Шалва, тоже уже подошедший к водителю и ухватившийся за вертикальную штангу, отделявшую переднюю площадку от салона автобуса. Семён смолчал и показал рукой вперёд, через стекло. Поглядев туда, Николай ничего не увидел кроме стоящей около машины фигуры Усама, но Семён показал ещё раз, и через полминуты стало видно, как они с каким-то человеком идут к автобусу.

Николай невольно