– Нет, я имел в виду, сколько времени прошло с прошлого раза, – солгал он, как будто не помнил обведенную красным кружком дату на настенном календаре, висящем справа от холодильника.

– Три месяца и семнадцать дней. Тогда был ноябрь, двадцать второе число. А эту раскопал один его знакомый, он работает в сборе утиля, в Ливри-Гаргане. Валялась в вагонетке прямо сверху, на куче старых бумаг. Ему цвет обложки в глаза бросился. Сказал, я правильно сделал, что сфотографировал один экземпляр, чтобы раздать фото его парням. Вот он ее и узнал – по цвету. Ни с чем, говорит, не спутаешь. Точь-в-точь как у старых требников, он когда-то пел в церковном хоре. Блин, ты представляешь? К тому же, говорит, в отличном состоянии, только на задней стороне обложки жирное пятно, в правом верхнем углу.

* * *

Белан в очередной раз порадовался, что, задумав свое мошенническое предприятие, взял в сообщники букиниста, – хоть и опасался, что Большой Альбер с набережной Турнель, знаменитое трепло, однажды проболтается и старик заподозрит неладное. Не забыть поставить жирное пятно на задней стороне обложки, сделал себе мысленную пометку Белан.

– Завтра, Джузеппе, завтра я за ней съезжу, обещаю. Сейчас совсем вымотался, да и поздновато, на последний поезд не успею. А завтра суббота, я свободен как ветер.

– Ладно, малыш, давай завтра. Во всяком случае, Альбер ее хранит как зеницу ока, никому не отдаст. Он тебя ждет.

* * *

Белан нехотя пожевал риса. Врать, и снова врать, и опять врать. Засыпая, он смотрел, как Руже де Лиль завершает процесс пищеварения. По телевизору журналист рассказывал про революцию в далекой стране и про народ, который все умирал и никак не мог умереть окончательно.

Преступная халатность – к такому выводу за неполные три недели пришло расследование, проведенное STERN после несчастного случая. Ни больше ни меньше, лишь это лаконичное и категоричное заключение. Белан не раз перечитывал эту фразу вдоль и поперек и выучил ее наизусть:

Прискорбный инцидент, жертвой которого стал г-н Карминетти, занимавший на протяжении 28 лет должность оператора станка с ЧПУ в Компании по природной переработке и утилизации отходов, стал следствием преступной халатности данного оператора; кроме того, в его крови было выявлено содержание алкоголя на уровне более 2 промилле.

Да, Белан не сомневался: именно алкоголь подвел Джузеппе. Адвокаты и эксперты, на которых наседала STERN, просто обернули этот факт против него, не пытаясь разобраться в истинных причинах случившейся мерзости. Эти стервятники едва не вычли у него стоимость разодранной в клочья спецовки и сорока пяти минут простоя машины. Всего каких-то сорок пять минут, ни минутой больше – ровно столько понадобилось пожарным, чтобы извлечь оравшего от боли и бешено махавшего руками Джузеппе из ямы, с кучи книг, пивших его кровь; весь его рассудок засосало в два бездонных колодца боли, образовавшихся на месте ног. Он заменил одну из боковых форсунок и уже собирался вылезать из резервуара, когда Тварь откусила ему нижние конечности до середины ляжки. И не успели закрыться дверцы “скорой помощи”, как Ковальски собственноручно запустил механизм, пока Белан, вцепившись обеими руками в унитаз, выворачивался наизнанку в туалете. Говнюк врубил машину, когда последние крики Джузеппе еще звучали в цеху. Белан так и не смог простить толстяку этого поступка. Врубил с одной-единственной целью – любой ценой завершить начатое, перемолоть в бумажную массу содержимое тридцативосьмитонного кузова. И это содержимое смешалось в брюхе Твари с бесформенной кашей, в которую превратились ноги оператора Карминетти. The show must go on, и мир его ногам!

* * *

Алкоголь был не единственным объяснением. Белан верил Джузеппе, а тот клялся, что соблюдал все меры безопасности, что, конечно, он тогда принял свою дозу красного, как и в любой другой божий день, но что он бы никогда не спустился в яму, не блокировав все эти долбаные предохранители. Белан знал Джузеппе и знал, что тот всегда относился к Твари с недоверием. “Берегись ее, малыш! Она порочна, в один прекрасный день она может обойтись с нами так же, как с крысами!” – вечно твердил он. Белан тоже замечал. Они ни разу не обсудили всерьез эту проблему – проблему крыс. Трудно говорить о вещах, не укладывающихся в голове. Каждый знал, что другой тоже знает, и все. Один-единственный раз Джузеппе заикнулся о крысах Ковальски. Давно, задолго до трагедии. Обнаружив поутру очередную жертву, Джузеппе отправился к толстяку поделиться своими опасениями, но ничего из этого не получилось. Видимо, шеф с присущим ему мастерством послал его подальше и со всей любезностью погнал работать, догадывался Белан. Джузеппе вышел из кабинета белый как мел, с серьезным лицом. Белан промолчал. И до сих пор жалел об этом. Может, если бы он тоже встрял, они бы изучили вопрос поподробнее и попытались понять, откуда с раннего утра в резервуаре у задницы “Церстор-500” берутся растерзанные крысы, если накануне вечером их там не было. Белан провел собственное расследование, изучил все возможные версии, отбрасывая их одну за другой, пока не осталась одна, самая немыслимая, самая невероятная и тем не менее единственно стоящая, – а именно, что Тварь не просто машина, а нечто большее, и что она порой посреди ночи включается сама по себе, когда какие-нибудь дурацкие грызуны начинают семенить у нее в глотке.

* * *

Год спустя после несчастного случая пульт управления машины из-за постоянных перебоев с током был полностью проверен, и в нем обнаружилась неполадка с реле короткого замыкания. Неисправное реле работало неправильно и пропускало ток по собственной прихоти, даже когда переключатель находился в положении “выкл.”. В результате все предохранители были усилены, а большинство даже продублировано, чтобы подобная трагедия больше не повторилась. Кроме того, дирекция признала, что, возможно, означенный Карминетти, бывший оператор “Церстор-500”, стал жертвой прискорбной случайности, повлекшей за собой внезапное возобновление работы агрегата в момент, когда он некстати оказался внутри него. Так что Джузеппе, уже смирившемуся с мыслью, что ему придется до самой смерти довольствоваться прожиточным минимумом, вдруг отвалили компенсацию за понесенный ущерб в сто семьдесят шесть тысяч евро. “По восемьдесят восемь тысяч за ногу!” – объявил он по телефону со слезами в голосе. В тот день Джузеппе был по-настоящему счастлив – не из-за денег, думал Белан, а прежде всего потому, что они в конце концов прислушались к словам бедняги. Белана всегда интересовал вопрос, какую методику используют эксперты, рассчитывая цену смерти, травмы или увечья, как в случае с Джузеппе. Почему восемьдесят восемь тысяч, а не восемьдесят семь или восемьдесят девять? Учитывают ли они длину ноги, или ее возможный вес, или способ ее использования пострадавшим? Но их с Джузеппе не обманешь. Оба прекрасно знали, что это заключение отнюдь не решало проблемы с крысами. Что для объяснения самопроизвольных включений дизельного мотора посреди ночи нужно что-то большее, чем неисправное реле. Белан не рассказывал Джузеппе, но ему по-прежнему регулярно случалось находить этих крыс, вернее, то, что от них осталось. Словно большие темно-красные цветы, брошенные на дно резервуаров. Иногда в центре виднелся крошечный черный глаз, блестевший, как капелька чернил.