Вечером того же дня, когда Антон лёг спать, незадолго до того, как провалиться в глубокий сон, он вдруг вспомни в очередной раз своего старинного друга Джонатана. Он был безмерно ему благодарен за то, что наконец-таки освободился из того «работодательского рабства», о чём так давно грезил… Мысли отступали, пелена сна окутывала сознание Антона. Тело обмякло, мысли покинули голову…

– Я тоже очень рад видеть тебя, Ник! – внезапно пробудил Антона столь знакомый голос, не наделённый никакими качествами. Он просто ощущался так, будто бы был знаком Антону всегда, ещё задолго даже до его рождения.

На этот раз никаких вопросов у Ника не возникло. Это был Джонатан. «Но где же он?» – Ник мысленно задал вопрос сам себе. – «Где я?».

И если бы Ник попытался бы описать, что он видел, то у него не вышло бы ровным счётом ничего. Не было ни тела, ни глаз, ни образов, ни материи, ни Джонатана, ни света, ни тьмы – ничего. Ник даже не идентифицировал себя как Ника, ну или как Антона или кого-либо ещё. Это, по сути, было и не важно. Важно было лишь одно: он, она или оно, или вообще ничто, – не важно какое местоимение применить к тому, что подразумевалось под Ником или Антоном, существовало! Это было бесспорно, поскольку что-то было в принципе, и он, она или оно это осознавало. Но отсутствие чего-либо, что можно было бы хоть как-то описать, вовсе не говорило о том, что то, что было Ником – было лишено чувственности. Оно совершенно реально чувствовало то, что можно было бы назвать «хорошо», оперируя понятиями обитателей Земли. Просто хорошо. Не хорошо, потому что …то-то, …то-то или …то-то, а просто абсолютно и безусловно хорошо. Ник мог «разговаривать», а, вернее было бы сказать, общаться или чувствовать то, что было Джонатоном, мог «слышать» его «голос».

– Джонатан, ты! Привет, друг. Как же я тебе рад, ведь ты всегда вовремя. Никогда не опаздываешь, когда нужны какие-либо разгадки. – радостно ответил Ник.

– Ну и как тебе пребывание в этом? – спросила Ника сущность, которую в определённых мирах и измерениях Антон воспринимал как птицу чайку.

– Безмятежно. Легко. Комфортно. Да я ещё кучу эпитетов могу придумать, а надо ли? – поинтересовался Ник.

Джонатан рассмеялся привычным добрым смехом.

– Ничего не надо, Ники. Всё – игра. Нет никакого конечного смысла. Ибо если бы он был, то он сам бы автоматически и пропал бы, поскольку достигни ты его – всё бы снова потеряло смысл. – Джонатан говорил очень и очень понятно. Ник не переспрашивал. – Я знаю, – продолжала Чайка, – что ты всегда восхищался бесконечностью, но и побаивался её, ведь ты не мог её объяснить. А она, тем временем, настолько проста, что понять её может и первоклассник. – заключил Джонатан.

– Ты прав, друг! – воскликнул Ник. – Твой пример, опровергающий наличие конечного смысла, наконец-таки объяснил мне, что есть бесконечность. – радовался Ник. – Это и вправду очень легко понять!

– Скажи мне, Никки, чего ты хочешь сейчас? – перевёл тему Джонатан. – Ведь ты пребываешь в том состоянии, постигнуть которое, – в теории, мечтал бы каждый обитатель, ну, скажем, планеты Земля. И ты можешь пребывать в нём бесконечно! – бесстрастно закончила Чайка.

– Я хочу приключений! – выпалил Ник. В тот же миг то, что можно было бы назвать ничем, вдруг разом наполнилось громкими клокочущими звуками, металлическим грохотом, какими-то криками. Появилась картинка: Антон такой, каким он себя воспринимал на Земле, стоял не далеко от края крыши строящегося небоскрёба «Башня Федерации». В воздухе пахло карбидом, гудроном и какими-то ещё технологическими материалами, использующимися строителями. Десятка два рабочих не замечали и проходили, как через воздух, через стоящего лицом к краю крыши Антона и сидевшую на металлической балке в метре от него чайку. Антон вытянул руки впереди себя и понял, что он осознаёт себя, заключённого в привычное тело, а то, что было Джонатаном – в обличии ничем не примечательной чайки. Как на крыше, так и повсюду, куда бы ни посмотрел Антон с крыши высоченного здания – везде бурлила жизнь, происходили какие-то действия. Рабочие что-то таскали туда-сюда, варили, пилили, молотили, переругивались. По Москве-реке проплывали теплоходы с весёлыми людьми на открытых палубах. Автодороги были забитыми снующими взад и вперёд, точно полчащи муравьёв, автомобилями. Разум Антона начал заполняться миллиардами мыслей; преступность в городе, экологический дисбаланс, жестокое обращение с детьми и животными, пропажа детей, финансовая нестабильность в мире. Начал побаливать живот, то ли от голода, то ли от всё нараставшего ощущения какой-то непонятной тревоги, солнце жарило слишком сильно, что было неприятно. Воздух был раскалённым и грязным от многих тонн вредных выхлопов в нём.

– Ну что, так лучше? – глядя на Антона спросила Чайка. – Это твоё приключение. Ты визуализировал свою действительность, свою реальность. Точнее даже было бы сказать, что ты сделал выбор и создал не то, что просто свою действительность, но связку: «действительность + твоё отношение к ней».

– То, что сейчас у меня в голове – это ужасно, Джонатан. – с тревогой в голосе сказал Антон.

Джонатан рассмеялся.

– «Ведомый Чайкой» – кто написал эту повесть? – серьёзно спросил у Ника Джонатан.

– Я написал. – ответил Антон.

– Вопросы? – с каким-то оттенком ухмылки спросила птица.

Антон расплылся в улыбке.

– Нет вопросов, друг, я вспомнил!

Они, проснувшись, нежились на мягкой белоснежной постели, нежно лаская и поглаживая друг друга по лицу, волосам, торсу. Оба ощущали невероятную легкость в телах, так, словно у них вообще не было никаких тел. Но они были нужны им! Нужны, чтобы получать те эмоции, испытывать те ощущения и совершать те приключения, которых они так жаждали, пребывая в состоянии абсолютной гармонии, спокойствия и блаженства. Словом, им нужен был процесс, нужны были эмоции и нужен был контраст. Да-да, им нужны были в том числе и проблемы, трудности и испытания, которые бы они преодолевали для того лишь, чтобы «дышать полной грудью». Чтобы видеть весь свой проделанный путь от возникновения проблемы до её полного решения и чувства эйфории от неизменно сопутствующего им на пути преодоления любых проблем успеха! «Тут всё как, например, в футболе» – частенько рассуждал Ник, часами беседуя с Любовью на различные темы, лёжа в их любимом «Бюрстнере» и неторопливо попивая чай или, порой, что-то «покрепче». «Ведь игроки – обычные люди, которые не родились футболистами, а решили ими стать. Кто зачем. – делился он своей точкой зрения, – Но когда приходит время ответственного матча, они переодеваются в однозначно идентифицирующую их форму, настраиваются на игру и, когда выходят в свете прожекторов на поле, они забывают обо всём, кроме…».

– Кроме игры! – звонко завершала фразу Ника Любовь.

– Конечно, моя сладкая, всё, кроме игры! – продолжал Ник. – Они как бы выбывают из окружающей их за границами стадиона «реальности», и единственной для них реальностью становятся те 90 минут, в течение которых им во что бы то ни стало нужно забить как можно больше голов, а пропустить как можно меньше. То есть, им нужно во что бы то ни стало победить! – заключал Ник. – А, если задуматься, так ли уж это, на самом-то деле, нужно?.. И важно?