Она бросилась в комнату дежурных. Начальник смены Вилсон, мужчина в возрасте, поднял на нее неприветливый взгляд. Он считал, что в его ночной смене женщинам не место, и старательно игнорировал Памелу.

– По-моему, я наткнулась на кое-что интересное, сэр. – Она положила перед ним карточку с распечаткой и свой перевод с немецкого.

Он долго изучал написанное, хмурясь, и наконец поднял голову:

– Ну, разве что с очень большой натяжкой, леди Памела. А вам так не кажется?

В отличие от остальных, которые звали ее просто Памма, он всегда использовал титул.

– Но это ведь может означать, что 21-ю бронетанковую дивизию выведут с фронта. Новость важная, не правда ли?

Двое других мужчин подались поближе, привлеченные разговором.

– Может, она и права, Вилсон, – сказал один. – Auffrischung. Хорошее слово. – Он ободряюще улыбнулся Памеле.

– А если нет, так сам придумай что-нибудь поудачнее, – добавил второй. – Она ведь знает немецкий куда лучше нас.

– В любом случае стоит передать это в штаб Главнокомандующего, мало ли что, – заключил первый. – Ты молодец, Памма.

Возвращаясь на место, Памела довольно улыбалась. Едва она закончила переводить содержимое корзинки, как на другом конце корпуса послышались голоса. Пришла первая дневная смена. Памела сняла с крючка пальто.

– Сегодня прекрасная погода, – заметил, приблизившись к Памеле, один из вновь прибывших молодых людей. Долговязый и нескладный, он глядел на мир сквозь толстые стекла очков. Парня звали Родни, в Блетчли-Парк его сманили не то из Оксфорда, не то из Кембриджа. – Тебе повезло, хоть нагуляешься вволю. После обеда, говорят, будут играть в лапту. Если, конечно, тебе нравится лапта. Я-то, к сожалению, в ней ничего не смыслю. А вечером устраивают танцы, но ты уже, наверное, будешь на работе? – Он замолчал и пригладил дрожавшей рукой непослушные волосы. – Ты не хотела бы сходить со мной в кино? Как-нибудь, когда у тебя выдастся свободный вечерок?

– Благодарю за приглашение, Родни, – ответила она, – но, если честно, в свободные вечера я стараюсь пораньше лечь спать.

– И правда, у тебя круги под глазами, – с привычной бесцеремонностью согласился он. – Ночные смены страшно выматывают, да? Но все это на общее благо. Во всяком случае, хотелось бы верить.

– Хотелось бы верить, – повторила она. – Жаль, что перемен к лучшему так и нет. Я имею в виду, на фронте. Сплошь плохие новости, да еще и бедняг-лондонцев бомбят еженощно. Сколько мы еще продержимся, как думаешь?

– Сколько понадобится, вот и все, – сказал Родни просто.

Памела проводила его восторженным взглядом. Вот она, опора Великобритании в эти тяжелые времена. На вид – тощий нескладный книжный червь, но готов трудиться не покладая рук, пока Гитлер не будет разбит. Садясь на велосипед, чтобы отправиться в город, она пристыдила себя за уныние и пессимизм.

Пансион миссис Энвистл, где квартировала Памела, находился неподалеку от станции, и по пути она услышала свист паровоза, подъезжавшего к перрону. Видели бы мои родители, где я сейчас живу, грустно улыбнулась Памела. Впрочем, они даже не знали, где именно она работает и чем занимается. Согласно Обязательству о неразглашении государственной тайны, она должна была хранить всю информацию в секрете. Было нелегко убедить отца отпустить ее из дому, но все-таки ей уже исполнился двадцать один год, она была совершеннолетней и выезжала в свет; запретить ей он не имел права. И поэтому, когда она сказала: «Я хочу как-то помочь, Па. Ты ведь говорил, что наш долг – подавать пример, вот я и подаю», он со скрипом согласился.

Памела слезла с велосипеда и покатила его по мостовой. Ее мутило от голода и усталости, однако же при мысли о завтраке девушка печально вздохнула. Что ждет ее сегодня – серая овсянка с комками? Хлеб, пожаренный на жире, оставшемся от воскресного бараньего жаркого? Если повезет, тосты с полупрозрачным слоем маргарина и водянистым апельсиновым джемом. Она поневоле вспомнила завтраки в Фарли: жареные почки, бекон, кеджери[10], яичница-болтунья… Сколько еще времени пройдет, прежде чем ей доведется побывать дома? Но если поехать домой, как заставить себя вернуться сюда?

У железнодорожной станции стоял газетный киоск. В глаза Памеле бросился заголовок: «Герой вернулся домой». Она посмотрела на верхнюю газету в стопке. Бумагу, по военному времени, экономили, шрифт становился все мельче, колонки теснее, а изображения – миниатюрнее, но посередине первой страницы «Дейли Экспресс» она разглядела размытое фото мужчины в летной форме. Памела узнала эту беспечную улыбку. Нашарив в кармане двухпенсовик, купила газету. «Летчик-ас лейтенант Джереми Прескотт совершил невероятный побег из немецкого лагеря для военнопленных. Единственный выживший участник побега». Дальше прочесть она не успела – ноги подкосились, девушка осела на землю.

Ее тут же бросились поднимать.

– Не боись, милая, я тебя держу, – сказал незнакомый голос.

– Неси ее к скамейке, Берт, да сбегайте кто-нибудь в кафе на станции, принесите чаю. Гляньте, она же бледная как смерть.

Такая доброта тронула Памелу до слез. Она громко всхлипнула, и в этом звуке слилось все: постоянное напряжение, долгие ночные смены, тяжкий труд, тревожные вести.

Случайные прохожие донесли ее до скамейки, осторожно уложили. Газету Памела продолжала сжимать в руках.

– Что случилось, милая, плохие новости? – участливо спросила продавщица из киоска.

Памела все еще сотрясалась от рыданий.

– Нет, новости хорошие, – выдавила она наконец. – Он жив. В безопасности. Он возвращается домой.

Днем ей пришел приказ явиться с рапортом к капитану Тревису. У Памелы екнуло сердце. Что она такого натворила? А вдруг начальству доложили о происшествии на станции? От воспоминания о собственной слабости девушке хотелось провалиться сквозь землю. Па было бы ужасно стыдно за нее, он сказал бы, что она его подвела. Памела забеспокоилась, не сказала ли чего лишнего. Ходили слухи, что те, кто слишком много болтал и нарушал подписку о неразглашении, потом куда-то исчезали и никто их больше не видел. Коллеги нервно иронизировали – мол, надо же, как сквозь землю провалились, но вообще им было не до смеха. Шутки вполне могли оказаться правдой.

С другой стороны, по мелочам к заместителю директора не вызывали. Она вскочила на велосипед и отправилась обратно на базу.

Памела вошла в кабинет. Капитан Тревис поднял глаза от бумаг и указал ей на стул. Она присела на самый краешек.

– Я слышал, с вами сегодня приключилась маленькая неприятность, леди Памела? – произнес он; ее насторожило столь официальное обращение.

– Что вы имеете в виду, сэр?

– Говорят, вы упали в обморок на улице у станции. Может быть, вы плохо питаетесь? Я понимаю, вкусной нынешнюю еду не назовешь.