Шрифт:
Интервал:
Закладка:
время, как таковое.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Только успел родиться,
вот и уже в могиле.
Средства, чтоб сохраниться,
не существует в мире.
Время пока невинно —
ауди подорвалась:
тронулась с места чинно.
Бац — и в меня вписалась.
Хлынула горлом осень.
Круг заиграл по кругу —
сразу мне стал несносен:
воет, как та белуга.
Следом за Кругом Мишей
марш церемониальный
траурный старый слышу.
Боже! Как аморально!
Явится утром ранним —
жёлтым всё то, что снилось.
Годы теперь в тумане.
Время остановилось.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Хочется вслепую, коридорами,
тихий путь проделывать, но вот:
магазины пахнут помидорами
и летит по небу самолёт.
Умереть? Рассыпаться? Раскаяться?
Выпить водки? Песню сочинить?
Самолёт на землю опускается,
тянет сверху солнечную нить.
Городок высокий, как поэзия,
поднимает к небу корпуса.
Как по мне, так это не профессия —
столбиком банальности писать.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Хочется в богатстве жить царицею.
Впрочем, нет! Владычицей морской!
Но опять затеян с продавщицею
спор о помидорине гнилой.
Магазины пахнут помидорами
все без исключенья с этих пор,
даже те, кто торг ведёт фарфорами,
или сделал на декор упор.
Как от смрада помидор избавиться?
Он уже и дома в ноздри бьёт.
Умереть? Рассыпаться? Раскаяться?
Водку кушать сутки напролёт?
Выбор сделан: я решаю каяться,
Небеса молю — Господь поймёт.
Вот и новый повод, чтоб отчаяться:
в небе тянет нити самолёт.
Так хочу из тухлой помидорины
вылепить конфетку и стихи.
Чакры, к сожалению, зашторены.
В столбиках — банальности одни.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Пока зима над улицами кружится,
обзавелась я истиной простой —
однажды эта матрица обрушится
и станет достоевской красотой.
Представьте: ни березки, ни величия —
одна лишь мировая пустота,
лишь гроздь рябины виснет для приличия
на ветке неразумного куста.
Измятыми, кровавыми туристами
взорвутся мегаполисы вот-вот,
и глобалисты с антиглобалистами
сольются в задушевный хоровод.
Затворники сомкнутся с Шестипалыми
и будут космос крылышками длить,
и даже коммунистам с либералами
однажды будет нечего делить.
Мы превратимся в шарики из лития —
предсказывать, такая скука, бл*ть!
Поэзия — не повод для соития,
поэзия должна объединять.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Сислибам с коммунистами системными
уж нечего делить десяток лет.
Ворами все являются туземными:
всосались в нефтегазовый бюджет.
Ругаются они скорей для публики,
Бюджет сумел ребят объединить.
Все в курсе: не у них дыра от бублика.
Привыкли сообща бюджет пилить.
Одни сидят в Минфине, в департаментах,
где цель — за экономикой смотреть.
Другие — в губернаторах, в парламентах;
к ГосДуме получилось прикипеть.
Пелевины ни с кем не станут ссориться,
а тихо-мирно отойдут в астрал.
У этих без скандалов дело спорится,
в затылок лишь бы Быков не дышал.
Объединиться все хотят. Без мордобития,
без Латвий, без России чтобы жить
Единым человечьим общежитием —
бюджет хотят всем скопом подоить.
Основы мира рухнут — так прокаркаю.
Спасётся красотою мир опять.
Сольются все со всеми лавой жаркою.
Пустым святому месту не бывать.
Не виновата я в таком развитии.
Мечтаю (чур, меня не материть!):
чтоб слились все в одном большом соитии.
…Поэзию ли в оргиях винить?
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Отползает в сторону куда-то
день тягучий, словно пастила,
в огороде брошена лопата
и другие важные дела.
Завтра будет ветреней и суше,
а сейчас, в закатном серебре
медленно плывут святые груши,
нимбами красуясь при дворе.
Травы за сараями примяты
оттого, что встретили пчелу
дикие, ушастые котята
в мусоре, оставленном в углу.
И теперь не то, что подорожник,
чистотел лежит, как заводной
и идти, поэтому, несложно
к крану за поливочной водой.
Хорошо здесь. Солнце как пружина
стягивает свет за тополя
и встаёт над точкою зажима
мертвенная, лунная петля.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Во дворе у дома красоваться
не сравнимо с тем, что при дворе
с тамошнею публикой общаться.
Царский терем не ровня дыре.
Груши могут путь удобный выбрать:
плыть на юг, на север иль восток
(с Западом опасны эти игры).
Но святые груши? Это — шок.
Как сумели души погрузиться
в груши, расплескав своё нутро?
…Завтра будет суше: обратится
золотом червонным серебро.
Вот просохну — нимбы растекутся.
С груш стекут текучей пастилой.
Дикие котята разбегутся,
будучи ужалены пчелой.
Утро тёмной ночи мудренее,
вечера — тем паче. Ветерок
утром выгладит лицо нежнее,
нежели вечерний посошок.
Я шагну к поливочному крану,
литра два волью в себя воды.
Небо ало — всё теперь по плану.
Жизнь прекрасна, нет в петле нужды.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
колышет воздух волны ветел
шуршит струной по всем ладам
чуть выше странствующий ветер
стучит по голым проводам
и чистота стоит в округе
как будто вылился эфир
как будто выполнил услуги
работник клининговых фирм
но нарушают диаграмму
косые стайки воробьих
они разыгрывают драму
мужей чирикают своих
над воробьями суд верховен
им в прокуроры будет зван
один лишь людвиг ван бетховен
один бетховен людвиг ван
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Работник клининга сегодня
округу чистил поутру.
Отмыл он в небе лик Господний,
Почистил и зажёг зарю.
Ему заданье дал начальник:
Мол, экологию спасай,
эфир загажен, как свинарник,
ступай, природу возрождай.
Но с воробьями сам не сладил
работник клининговых фирм.
Он столько сил на них потратил —
всё без толку, молчит эфир.
Он от художественных свистов
вконец охрип, стал уставать.
На субподряд специалиста
решил для верности позвать.
Пришлось работнику изрядно
карман свой жалкий растрясти.
Бетховен мастер хоть и знатный,
но дорог, мог не снизойти.
Торг оказался неуместен.
Чтобы согласье получить,
пришлось не денежку отвесить,
а лжесвидетельством платить.
Бетховен ведь не просто мастер.
В петлицах. Бравый прокурор.
Он стаям намекнул на карцер —
и воробьиный спелся хор.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Стоят коралловые клёны,
проспекта линия пряма,
и город кажется влюблённым
в свои высокие дома.
Народу осенью несладко,
и здесь обходится не без
полубезумия осадков,
косноязычия небес.
Листва стекает понемногу,
но не берет меня хандра,
мне хорошо — я верю в Бога,
в победу света и добра.
Кустарник птицами забанен,
он сверху кажется литым,
как будто лично мэр Собянин
листву покрасил золотым.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Столица любит что повыше:
дома, деревья, небеса.
Влюбиться можно даже в крышу,
коль отказали тормоза.
Собянин рассадил по веткам
пернатых, по шесткам — сверчков.
И за одну лишь пятилетку
очистил город от ларьков.
В году менял по пять