— Ехать надо в столицу. Слышала, сколько там гастарбайтеров трется? Думаешь, у них с паспортами все в порядке?

— Как я доберусь до твоей столицы, на попутках, что ли?

— Зачем на попутках? На поезде.

— Без паспорта?

— Ну Башмак, ну дура! К проводнице подойдешь, отстегнешь ей пару бумажек, и вперед, в белокаменную.

Не желая продолжать спор, она идет к шкафу и быстро перебирает вешалки с одеждой.

— Не пойдет… велико… слишком короткое… В самый раз! Примерь-ка.

Я надеваю голубовато-серую тряпочку из скользкого шелка. Вещь, которая сидела на Ире как облегающее платье, на мне превращается в удлиненную майку.

— Ир, я такое в жизни не носила…

— В старой жизни нет, а для новой — в самый раз. Сидит — во! — Ира поднимает большой палец. — Цвет к глазам подходит. А главное, в таком платье тебя менты ни за что не признают. Какая же ты в нем худющая! Ничего, в Москве сойдешь за модель. Попробуй, кстати, вдруг возьмут.

— Ага, с фингалом под глазом.

— Замажем твой фингал, не волнуйся, — обещает она и, — как фея в сказке, — взмахом волшебной кисточки скрывает последствия побоев, то есть превращает меня в принцессу.

— Еще не все?

— Ты бледная, вся просвечиваешь. Такую и будут искать. На вот, натри пока руки и ноги автозагаром. — Ира протягивает мне коричневую бутылку с кремом и склоняется над моим лицом. — Сейчас я тебя накрашу, мать родная не узнает.

— И правда, — киваю я через десять минут, а вместе со мной стервозного вида женщина в зеркале. — Сама себя не узнаю.

Глаза незнакомки кажутся почти прозрачными внутри синего овала теней. Губы пылают на светлокожем лице, как алая роза на подвенечном платье. Щеки до самых ушей намазаны румянами. Хорошо хоть автозагар не дал эффекта.

— Кладу тебе в сумку косметичку. В поезде поправь макияж. Сама сможешь?

— Так не смогу.

— Ты только, как приедешь, позвони, — протягивает мне лакированные лодочки на тончайших хромированных каблуках Ира.

— Я на шпильках и до лифта не дойду.

— Кеды под платье не надевают.

— Поэтому я и ношу джинсы.

— Ты хочешь замаскироваться, или как?

— Может, выберем туфли с каблуком поустойчивее?

— К этому платью подходят только шпильки. Обувайся скорее, не тяни время. Я на следующей неделе за товаром поеду, тебя навещу. Если получится, деньжат еще подкину. И не вздумай в гостиницу селиться, сдерут втридорога.

— Я же без паспорта.

— Ах, ну да! Как туфли, не жмут?

— Не жмут, Ир. Только…

— Давай без только, ладно? — вздыхает она.

На глаза наворачиваются слезы. Ира опускает голову, чтобы скрыть нахлынувшие чувства. Она сильная женщина и не позволит себе расплакаться. А я могу и не сдерживаю слез.

— Прекращай реветь, тушь потечет! Держи сумку. Там косметика, деньги, платок носовой. Синяки замазывай, чтоб менты на улице не остановили. Сумку не потеряй, рохля!

Я киваю, хочу что-то сказать, но вместо этого снова разражаюсь слезами.

— Динка, только представь: столица, новая жизнь! Найдешь себе мужика.

— Не хочу я больше мужиков…

— Чуть не забыла! Держи, — протягивает она мне светло-голубую косынку и солнцезащитные очки. — Повяжи платок. Менты, наверно, возле подъезда караулят. Ну все, иди, а то на шестичасовой рейс опоздаешь!

Ира выталкивает меня в коридор. Не успеваю я обернуться, как дверь захлопывается. Поток холодного воздуха пробирается под шелковую ткань платья. Дыхание перехватывает. Тело немеет, мышцы теряют упругость, и, кажется, костенеют. Работая библиотекарем, я читала про генетическую мутацию, из-за которой кальцинируются сухожилия, связки и мышцы. Теперь понимаю, как чувствуют себя люди с «Болезнью второго скелета». Хочется вернуться в комнату, лечь обратно на диван и проспать до конца жизни. По коридору расползается шуршащий, похожий на мышиную возню звук. Через минуту приоткрываются соседские двери и выглядывают любопытствующие макушки.

Я засовываю платок и очки в сумку, на негнущихся ногах иду к лифту. В открытой кабинке пол окончательно уходит из-по ног. Весь спуск я прижимаюсь к стене, а на первом этаже с облегчением вываливаюсь наружу. Мгновение спустя я на улице. Сильный ветер вихрем подхватывает меня и не дает вдохнуть, пыль и камешки бьются о ноги мелкой дробью. Грозовые тучи затягивают лазурное небо. Хватаюсь руками за голову, чтобы удержать хотя бы одну мысль. Подгоняемая ветром, срываюсь с места. У меня нет собственного плана, поэтому я спешу осуществить Ирин. Спотыкаясь через шаг, из последних сил двигаюсь к вокзалу. Главное — не стоять на месте. Я готова притянуть горизонт руками, разорваться пополам — только бы ускорить шаг. Путь кажется самым тяжелым в жизни, но, добравшись до пункта назначения, я осознаю, что потеряла последний ориентир.

Поезд уже на перроне. Пассажиры рассаживаются по местам, опаздывающие бегут к вагонам, провожающие отходят подальше. Кажется, весь состав ждет только меня. Металлический голос вместо обычного «Уважаемые пассажиры…» объявляет: «Столица! Новая жизнь!» В двух шагах от проводницы меня осеняет: я не хочу начинать все сначала. Но, вместо того чтобы остановиться, продолжаю идти вперед. Следую за ровными дорожками рельсов, прерываемыми только многоточиями колес. Шаг, еще шаг. Застываю на месте, когда впереди оказываются только две параллельные прямые.

Что изменится? Как теперь повернется жизнь? Я больше не верю в сказки о любви и не повторю свою главную ошибку — не доверюсь мужчине. Значит, у меня не будет детей, мне никогда не обрести настоящую семью. Ради кого тогда жить? Зачем мне еще один шанс? Жизнь в уютном доме, с мужем и ребенком принесла одни разочарования. Разве существование беглой преступницы, бездомной оборванки, может оказаться счастливее? Нет, я не желаю такой новой жизни. Я вообще не хочу больше жить!

Поезд медленно катится вперед, подбирается ко мне, как гремучая змея, плавно, с еле слышным потрескиванием. Только вот посторонняя сила за долю секунды ускоряет ход событий и мыслей в моей голове. Толчок в спину — и я лечу прямо под колеса. Негнущееся от напряжения тело балансирует на краю, готовясь свалиться с перрона, но тонкий каблучок, застрявший в решетке спуска на переход, держит меня на весу. Я пытаюсь хоть как-то повлиять на ситуацию, но тело не слушается. Последняя мысль застревает в голове: жить надо было по-другому. Ловить каждый миг, наслаждаться моментом. Однажды я уже осознала это. Выбравшись из детского дома, влюбилась в жизнь. Черпала наслаждение, как мороженое из большого стакана. Казалось, он никогда не опустеет. Но появился Олег и отобрал ложку. Понять бы раньше, что мороженое никуда не делось, просто надо найти, чем его зачерпнуть. Как жалко умирать, когда замечаешь перед собой целый столовый набор.