Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миша был в растерянности. Он понимал и осознавал, что это все наносное и сиюминутное, что скоро его отпустит и эта Светочка-интриганка, пытавшаяся его поиметь, опять станет тощей, не особо привлекательной когда без одежды, всего-то лишь смазливой девицей с нелепым носом. Но вот именно сейчас он не мог ее оттолкнуть и прогнать с колен. Он понял, что ему хорошо.
Биохимия, безжалостная ты сука! Слегка гормончиков в кровь, и вот тебе. На! Получай! Ты уже держишь на руках, как что-то драгоценное и важное тебе, всего лишь шкуру-манипуляторшу, вовремя скорчившую влюбленную рожицу и жарко оттрахавшую тебя. Именно она сейчас поимела Мишу, а не наоборот. Потому как трахать мозг гораздо эффективнее, чем трахать то, что мы обычно.
«Хотя, к чему эти самобичевания, — уже слегка отпустило Мишу. — Это ведь я сперва трахнул ей мозг, превратив в эту влюбленную кошку, готовую на все ради меня. Так что, Селин, отставить нытье! Пора домой. Там котлетки».
— Привет, родной.
— Привет, Оль.
— Чего задержался?
«Вот что ей сказать?» — думал Михаил, и в следующий момент с раздражением выпалил:
— Драл на столе в кабинете молоденькую юристочку!
Оля застыла, затем ее лицо приняло обычное выражение.
— И что? Ты ничего мне не скажешь? — опешил наш звиздастрадалец.
— Тебе было хорошо? — участливо спросила Оля.
— Очешуенно! — с вызовом ответил ей муж.
— Ну и замечательно, а я сегодня, смотри, какие гардины купила...
Далее Миша не очень вникал, так как был слегка ошарашен и раздосадован на себя недалекого. Зачем вообще было срываться на Оленьку? Да и чего он вообще опасался, если она рабыня кольца?
Некоторое время позанимавшись самобичеваниями, он решил загладить свою вину перед, хоть и невольницей, но все же небезразличной женщиной.
— Оль?
— А?
— А ты чего бы хотела больше всего? — решил погутарить за вечное наш заботливый отец семейства, наворачивая котлетки с пюрешкой.
— Чтобы тебе было хорошо, милый.
— А для себя? — замер с недонесенным до рта куском, Миша.
— Мне для себя больше всего хочется, чтобы моему Господину было хорошо! — с гордостью и достоинством ответила Оля.
— Вот черт! Это что же, кольцо лишило тебя всех своих желаний? — продолжил трагично Миша, наминая котлетки.
— Любовь моя, МОЕ САМОЕ сокровенное желание, чтобы тебе было хорошо. Я ВСЁ для тебя сделаю.
— Да это кольцо тебе мозги промыло. Подлей-ка компотика. Да-а-а. Как же ты теперь, без свободы воли-то? О, и пирожки тащи.
— Милый, не греби мне мозг. Мне настолько звиздато, что я просто в экстазе, когда тебе хорошо. Еще пирожочек?
— Угу. Нво нве мвовжно вже твак, бвез вваводы воли! — попытался образумить неразумную наш гуманист.
— Милый, не говори с набитым ртом. Это опасно.
— Говорю: но не можно же так, без свободы воли! Ага, плесни еще.
— Не понимаю, чего ты так распереживался? Хочешь, я тебе приятное сделаю? — и Оля опустилась рядом на колени ласково поглаживая в районе Мишиной ширинки.
— Не-е, — выдохнул наш труженик. — Объелся. Пойду телек погляжу.
— Хорошо, родной, отдыхай.
Михаил бездумно уставился в телевизор и задумался: «Нужно перебираться в столицу. Новые возможности, а значит и новые цели с горизонтами. Завтра увольняюсь и отправляюсь дальше. Оля пока побудет тут, а там поглядим».
Если ранее Мишу устраивала такая жизнь, то теперь, получив невероятно перспективный инструмент, он ощущал неправильность в том, чтобы сидеть на прежнем месте. Ему становилось тесно в его родном городке. И так было невероятно стыдно, что едва не влез на Анечку. Хорошо, что Светка подвернулась.
По поводу же Оли — нашего чуткого и заботливого мужа вообще ничего не беспокоило и не приводило к мысли о его откровенно чудацком на букву «М» поведении.
Ну, а что вы хотели? Кто везет, на том и едут. Да и детей не просто так лупят в детстве, хотя сейчас это уже и не модно. Миша во вновь открывшихся для себя горизонтах, с его нулевым опытом — словно тот ребенок, который методом тыка прощупывает для себя степень доступного, разрешенного и ненаказуемого. Это лишь со стороны видно, что его поведение может быть мягко говоря некрасивым, а вот с позиции непосредственного участника — всё, пожалуй, кажется само собою разумеющимся. Как бы кто себя не обманывал, думая что вот он — ОСОБЕННЫЙ и будет образцом порядочности в подобной ситуации. Ага, льстите и дальше себе. Тут, пока по рукам или зубам не дадут, опыт сам по себе не появится. За одного битого, как известно, двух не битых дают.
****
Где-то на выезде из столицы.
По трассе двигался дорогой элитный автомобиль цвета ультрамарин, а в его, одуряюще пахнущем кожей желто персиковом нутре, мчала парочка. Это был полный лысоватый коротышка и роскошная блондинка, тюнинг которой своей стоимостью уверенно стремился к таковой у их авто.
— Господин, за нами уже давно следует та черная машинка.
— Чё? Как ты от моей ширинки могла, вообще, что-то там заметить, соска ты безмозглая? — ответил водитель, обращаясь к вытирающей рот пассажирке.
— Я вас уверяю, Господин. Я обратила на нее внимание уже давно, а она всё продолжает ехать за нами.
— Да? Ну ладно... У тебя ведь оружие с собой? Еще не забыла как им пользоваться-то?
— Всё на месте, и я в форме, Господин.
— Ладно, — выдал предвкушающе коротышка и стал сдавать к обочине. — Поглядим, кто это у нас такой.
Упомянутое черное авто последовало примеру своей цели и остановилось в паре десятков метров от уже замершего на месте воплощения роскоши в вычурном цвете, из которого сразу же хищно, но неуловимо элегантно выскочило еще одно воплощение роскоши. Она была высокая, стройная, смуглокожая, при этом с откровенно неуместной копной густых, явно нарощеных, золотистых локонов. Глаза бывшего оперативника Моссад были темно-карими, взгляд острым, нос откровенно искусственный, как и «рабочие губы». На молодой женщине было надето обтягивающее белое короткое платье с умопомрачительным декольте на шарообразных грудях. Передвигалась она на высоченных «копытах» с 15 сантиметровым каблуком, но делала это настолько естественно, словно это были какие-нибуть удобные мокасины. Воистину суперспособность. Ее правая рука была заведена за спину, очевидно удерживая что-то тяжелое и смертоносное.
Это опасное воплощение премиальности решительно направилось к преследовавшему их авто, дверца которого уже открылась.
— Ой, простите. У