– Хороший город. – Ларин наморщил лоб. – Древние храмы, Золотые ворота, отличный исторический музей…

– А еще – знаменитая тюрьма.

* * *

Владимирский централ, канонизированный блатной лирикой, находится в тихом городском районе, между роддомом и кладбищем, что придает тюрьме своеобразную метафоричность: мол, по пути от места рождения до места упокоения каждый должен побывать и в местах лишения свободы.

При этом легендарная «крытка» внешне не выглядит тем страшным и беспредельным местом, какой представляют ее поклонники «русского шансона». Административный корпус, трехэтажное здание грязно-абрикосового цвета, напоминает скорее провинциальную контору БТИ. С самого раннего утра по двору стелется аппетитный запах свежеиспеченного хлеба: на первом этаже централа находится тюрьма для малолеток-легкосрочников, которые выпекают хлеб и для себя, и для прожженных рецидивистов, отдельно сидящих «на крытке», и даже для свободной продажи в городе.

Впрочем, картинка эта обманчива: Владимирский централ всегда славился жестким режимом, вымуштрованными контролерами и суровой оперчастью. Именно потому там сидели – и сидят – и знаменитые уголовные авторитеты, и влиятельнейшие воры в законе, и серийные убийцы, а в советские времена – еще и известные государственные преступники: от Василия Сталина до американского летчика-шпиона Пауэрса…

…Подъехав к административному корпусу, скромная малолитражка с тонированными стеклами остановилась. Из здания тут же выскочил дежурный офицер и хотел было отогнать машину, но, узнав Дугина, тут же изменился в лице и заулыбался – мол, я уже в курсе, сейчас все устрою.

– Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно, днем и ночью часовые стерегут мое окно… – Ларин внимательно рассматривал тюремный фасад и высокую стену, белевшую за административным корпусом.

– Ты не вейся, черный ворон, над моею головой, – в тон ему ответствовал Павел Игнатьевич. – Споем, жиган, нам не гулять по бану. Дождик капал на рыло и на дуло нагана. Андрей, а ты вообще никогда не думал, что едва ли не вся русская литература построена на конфликте тюрьмы и воли? Большинство наших литературных героев – сплошь греховодники и душегубы: тати в беличьих тулупчиках, неврастеники-студенты с топорами, циничные профессора со скальпелями… Да тот же фольклор! Даже любимый с детства Иван-царевич – и тот был фартовым гоп-стопником. Вместе со своим кентухой Серым Волком наехал на тридесятое царство, где держал масть один борзый пахан с погонялом Кощей Бессмертный. Поставив пахана на понятия, пацаны отмели у него жар-птицу, которую этот отморозок по беспределу засадил за золотые «решки»…

– Вообще выражение «От тюрьмы да от сумы не зарекайся» могло появиться только у нас, – соглашаясь, кивнул Ларин. – А к какому борзому пахану мы приехали сюда в гости?

Дугин извлек из сумки ноутбук, поставил себе на колени, раскрыл, щелкнул кнопкой.

– Смотри. Сиваков Юрий Леонтьевич. Уголовная кличка Сивый. В своем роде замечательная личность, широко известная в некоторых узких кругах. Родился… учился… Так, это неинтересно. Три судимости. Первая – тысяча девятьсот девяностый, кража со взломом, вышел по амнистии. Вторая – тысяча девятьсот девяносто четвертый, организация преступного сообщества, разбой, вымогательства, покушение на убийство. Отсидел от звонка до звонка. Третья – две тысячи шестой. Организация преступного сообщества, вымогательства, заказные убийства, разбой, хищения в особо крупных размерах, похищение людей. Получил восемнадцать лет плюс за попытку побега из автозака – еще три года. Вот его фотографии… Что скажешь?

Андрей взглянул на монитор ноутбука. С экрана на него смотрел заматеревший на «хатах», пересылках и зонах уголовник. Напряженный взгляд, мелкие морщины вокруг глаз, бритая голова в бесформенных шрамах, несколько зоновских татуировок на груди и предплечье… И телосложением, и лицом, и даже прищуром глаз этот уголовник неуловимо напоминал самого Ларина, и тот сразу понял, куда клонит собеседник.

– Бывают же такие совпадения! – оценил Павел Игнатьевич. – Редко, конечно, один раз на сто тысяч… но бывают. Сам не поверил, пока этого татуированного субъекта собственными глазами не увидел. Догадываешься, о чем я? Грамотная корректировка лица, силикон и ботокс сделают тебя почти что его двойником. Ну и временные татуировки, само собой. Правда, это лишь уголовная форма, а вот над криминальным содержанием нам с тобой придется очень серьезно поработать.

– Ну, это уже какие-то «Джентльмены удачи», – напряженно улыбнулся Андрей. – Пасть порву, моргалы выколю. Редиска – нехороший человек. Петух гамбургский…

– Если мы все поступим умно и дальновидно, то через несколько месяцев сможем со спокойной совестью сказать и генералу Кулешову, и большей части милицейского и прокурорского начальства: «А не кажется ли вам, что ваше место – возле параши?» – улыбнулся в ответ Дугин.

– То есть? – не понял Ларин.

– Все очень просто. Юрий Жадобин, один из теневых хозяев Южного федерального округа, – старый знакомый Сивого. В свое время Жадоба прошел нелегкий путь от рядового уличного гоп-стопника до очень серьезного криминального авторитета. В тысяча девятьсот девяносто третьем входил в «бригаду» Сивого рядовым «быком». Наезды на коммерсов, стрелки, терки, разборки… Ну, как обычно в те времена. Близко они, как ты понимаешь, не дружили – слишком разные калибры: Сиваков был лидером ОПГ, Жадобин – обычным исполнителем. Но при упоминании одной лишь фамилии своего бывшего босса Жадоба наверняка должен вздрагивать: у Сивого уже тогда была репутация жестокого беспредельщика, способного на все. Сиваков уже год сидит в одиночке, склонен к побегу, никто из татуированных завсегдатаев его давно в глаза не видел. Даже не знают, жив он или мертв. Никаких «маляв», никаких «коней», никаких мобильников – тут за этим очень строго следят. Вот я и подумал: а если бы Сивакова, например, за огромную взятку в Федеральной службе исполнения наказаний выпустили бы из этой «крытки»… почему бы ему не уехать к своему давешнему товарищу, чтобы поправить здоровье, выправить новые документы и на какое-то время залечь на дно? Правда, Жадобин его с девяносто четвертого года не видел… Но ведь и отказать по всем уголовным понятиям будет неудобно – братва не поймет.

Тем временем к машине подошел тюремный офицер – тот самый.

– Пропуск на вас уже оформлен, прошу, – сообщил он.

…Лязг замков, бесконечные тюремные «шлюзы», длинные ступенчатые коридоры, уходящие вверх, массивные решетки на окнах, камуфлированная форма тюремных контролеров. Тяжелый спертый воздух и смрад, какой бывает лишь в российских тюрьмах.

– Сиваков сейчас в своей одиночке, – произнес тюремный офицер. – Хотите на него взглянуть?

– Было бы неплохо, – промолвил Дугин.

Тюремщик подошел к решетчатому шлюзу, разделяющему коридор, извлек из нагрудного кармана черную коробочку рации. Ларин проводил его взглядом, склонился к уху Павла Игнатьевича.

– А как это вам удалось найти контакт с начальством этой тюрьмы? – не выдержав, спросил он.