— Об этом разговоре никому ни слова. Я повторяю, ни-ко-му. Даже моей жене. В деле мы трое, и больше никто ничего знать не должен. Иначе сгорим, как мотыльки.

Его собеседники одобрительно кивнули головами.

Кабан представил меня одному из своих подручных, который отзывался на имя Савелий. Было это действительно его имя или кличка, я так и не разобралась. По должности числился он кем-то вроде начальника службы внутренней безопасности и был правой рукой Кабана.

Савелию при мне было велено оказывать розыскам всяческое содействие. Что говорилось в мое отсутствие, я могла только догадываться, но, судя по тому, что за Троицким была организована слежка, вполне возможно, что подобная превентивная мера будет применена и ко мне.

Для начала я потребовала машину, чтобы вернуться домой.

Без возражений был предоставлен тот же «БМВ», на котором меня привезли сюда. Подозвав кивком головы Троицкого, я направилась к машине, по дороге объяснив ему, что мы едем ко мне, где и поговорим по душам.

Я заняла место рядом с тем же водителем, приказав ему:

— Домой.

На этот раз никакого удивления он не выказал.

* * *

Едва я захлопнула за собой дверь своей квартиры, как тут же выложила Троицкому все претензии, которые прямо распирали меня в машине по дороге домой.

— Как вы посмели подставить меня этому монстру? Я ведь не давала вам согласия!

— Поймите меня, — оправдывался он, — они следили за мной и увидели вас. Кабан вызвал меня к себе и прямо спросил, кто вы такая. Не мог же я сказать, что вы моя, например, любовница.

— Этого только не хватало.

— Вот видите. Кроме того, он потребовал отчитаться, что я сделал для розыска. А что я мог сказать? Ничего не сделал? Вы же видели, он псих самый натуральный. Он мог убить меня на месте.

— И поделом вам, зачем вы с ним связались? Насколько я поняла, это ведь была ваша инициатива?

— Бес попутал. Я уже раскаялся сто раз.

— А уж как я раскаялась, что с вами связалась, вы себе представить не можете.

— Могу, — обиженно буркнул незадачливый кандидат искусствоведения.

Мы оба замолчали, утомленные перепалкой и предшествующими событиями.

История, в которую я с таким блеском влипла, была столь же диковинна, сколь и опасна. Прежде чем решать, как из нее выпутываться, следовало, по крайней мере, изучить и проанализировать доступную на данный момент информацию. Собственно говоря, для этого я и пригласила к себе Троицкого, а вовсе не за тем, чтобы осыпать его бессмысленными упреками. Но ведь сердцу не прикажешь.

— Ну хорошо, — смягчилась я, — давайте, Лев Владимирович, рассказывайте все, что вам об этом деле известно. Причем старайтесь не пропускать деталей, даже если лично вам они будут казаться несущественными.

— А кофе сварите?

Тут наши желания полностью совпали.

— Сварю с удовольствием. Только сначала покажите мне то, что вы купили за такие большие деньги.

Из цилиндрического футляра, похожего на те, в которых студенты носят чертежи, он достал свернутую в рулон картину.

На ней была изображена молодая, похотливо улыбающаяся женщина в сильно декольтированном платье. На мой взгляд, ничего особенного. Я бы вряд ли заплатила за нее полтора миллиона долларов.

— Начинайте, Лев Владимирович, — предложила я, рассматривая картину.

Лев Владимирович вздохнул, поудобнее устроился в кресле и начал свой рассказ:

— Ровно три недели тому назад, вечером, мне домой позвонил из Москвы незнакомый мужчина с каким-то очень неприятным гнусавым голосом и сообщил, что…

Тремя неделями раньше

— Вот оно! — взволнованно воскликнул Благодаров, прочитав короткую газетную информацию. — То, что надо.

С утра он гулял с собакой и только что вернулся, прихватив все утренние газеты, которые нашлись в киоске.

Он подошел к телефону и набрал номер Назарова. Трубку взял сам Олег.

— Алло.

Голос был сонный.

— Олег, привет, это я. Разбудил?

— Конечно, — зевая, подтвердил Назаров, — еще девяти нет, чего тебе, безработному, не спится?

Друзья накануне ликвидировали свое предприятие и встали на учет на бирже труда как безработные. Они собирались вернуться к челночному бизнесу, а лишние три сотни в месяц никогда никому не мешали. Это, конечно, было не совсем законно, но все их знакомые челноки поступали именно так, и они не видели причин действовать иначе. Единственное неудобство заключалось в том, что каждые две недели нужно было отмечаться на бирже, но эта проблема, как правило, легко решалась правильным составлением графика поездок. Да и ездить приятели далеко пока не собирались. В московские Лужники, или просто Лужу, и обратно.

— Ты сегодня газеты не читал, конечно?

— Конечно, нет, а что там интересного? Увеличили пособие по безработице?

— Эрмитаж обокрали.

— Ну?

— Пять картин поперли, пару очень дорогих. Где Зинаида?

— На кухне возится, завтрак готовит. Позвать?

— Не надо, скажи, чтобы на мою долю настряпала. Я сейчас приеду.

— Давай.

* * *

После завтрака все трое собрались в гостиной, где на столе уже были разложены альбомы и каталоги.

— Вот она! — взволнованно воскликнула Зинаида, показывая на цветную репродукцию картины, изображавшей черноволосую, таинственно улыбающуюся молодую женщину в красно-белом одеянии с большим декольте.

— Франс Халс, «Цыганка», масло, 90 на 120 сантиметров, точное время написания неизвестно, предположительно 1628–1630 годы, Ленинград, Эрмитаж, — прочитал Назаров аннотацию, — и сколько эта «Цыганка» может стоить?

— Сейчас попробуем найти, — пробормотал Благодаров, листая толстый каталог.

— Цены как таковой там, конечно, нет. Максимум, что можно найти в каталогах, это предполагаемая стартовая цена аукциона, — пояснила Зинаида. — Конечно, какое-то представление о стоимости каталог дает, но только самое приблизительное. В конечном итоге стоит картина столько, сколько готов заплатить покупатель.

— Ну примерно сколько, как ты думаешь? — нетерпеливо поинтересовался Назаров.

— Не знаю, я к подобным полотнам не приценивалась, но, думаю, очень много. Халс приравнивается к таким мастерам, как Рембрандт, Ван Дейк. А это очень круто.

— Ого! — раздался изумленный возглас Благодарова.

— Нашел? — возбужденно спросил Олег. — Сколько?

— Три миллиона, — прошептал Благодаров.