Детские крики переросли в многоголосый фальцет, а позже в визги, кто-то кого-то пришиб или был в процессе.

  – Так! – из прохода в кухню появилась мать.

  Замира была одета в простое домашнее платье по колено, приталенное, из тонкой ткани. Стояла жара. Волосы она убрала наверх и заколола, коса, обёрнутая несколько раз вокруг головы, держалась крепко. Сдёрнутая косынка Тиси, которую надевала на голову, суетясь на кухне, и дочерей приучала к этому, цветной тряпкой болталась в руках матери.

  Хиджаб в семье Файзулиных женщины не носили. Никогда. Ни по каким праздникам, ни в какие люди. Отец был не более верующим мусульманином, чем его православные соседи, что русские, что крещёные татары, выпивающие во время Великого поста, а потом заглатывающие шашлыки на Пасху. Какие-то традиции соблюдались, какие-то – нет. Верила лишь эби, она же и покрывала голову, но никогда на невестку и внучек не давила. Тем более, сам Арслан был против, считал – не стоит выделяться, люди этого не любят. Село было наполовину татарское, на четверть мусульманское, а вот город – нет. А соблюдение религиозных норм не терпит избирательности.

  – Ну-ка, дел у вас нет? – строго прикрикнула мать. – Алсу, марш на кухню, нам с Каримой помощь нужна, Назар, тебя ждут не дождутся грядки с огурцами, Динар, не ты ли с утра обещал убраться в комнатах? Ну-ка, живо!

  – Мамочка!

  – Ну!

  – У-у-у-у-у! – Послышалось недовольное со всех сторон.

Замира лишь улыбнулась краешками глаз и порывисто обняла старшего.

  – Ух, - Дамир засмеялся, крепко обнимая мать. – Думал, мне тоже прилетит.

  – Прилетит, прилетит, - его потрепали по голове, взлохматив волосы, как когда-то в детстве, Дамир зажмурил глаза. Почти забытое чувство, родное, щемящее. Как же хорошо дома. И пахнет оглушающее вкусно.

  За кухонным столом Карима споро нарезала овощи. К ней присоединилась Алсу, косынка кособоко была накручена на светлой головке, выглядывали две жидкие косицы. Мелькнула мысль – сестричке пошла бы короткая стрижка, торчащие, некрасивые косички лишь подчёркивали остренькую, худую мордашку девочки.

  Хотя, что Дамир в этом мог понимать? Может, и у Каримы так же торчали волосёнки в десять-то лет, ему тогда дела не было до сестры. А сейчас, смотри, какая красавица выросла. Угловатая пока, конечно, но видно – года через два придётся Арслану Файзулину играть свадьбу, такую красоту долго дома не удержишь, как бы не передержать. Волосы у Каримы пышные, материнские, с рыжеватым отливом, собраны в причудливую косу, как она вчера сказала – рыбкой, что ли, или пташкой. Ноги длинные, худенькая, шея длинная. Розовый фламинго, а не девушка. А мордашка детская ещё, прыщ на носу вскочил.

  – В тебя влюбился кто-то, – пошутил Дамир, изо всех сил стараясь не засмеяться, показывая пальцем на нос.

  Карима залилась таким румянцем, что парню стало не по себе. Несколько лет назад она смеялась вместе с братом, отмахивалась, кричала, что ей никто не нужен, а сейчас краснеет, глаза прячет. Он прищурился, хм…

  Нет, не может быть! Кариму в лицей отвозит водитель, из лицея же забирает. Взаперти никто девушку не держит, но и лишнего шага ей сделать негде, тем более оступиться. Местные парни на пушечный выстрел со скользкими предложениями к дочери Арслана Файзулина не подойдут, если нет склонности к суициду, конечно. У школьных подружек бывает в гостях, в социальной изоляции отец дочерей держать не станет.

  – Жених-то есть у тебя? – он подмигнул и пытливо уставился на сестру.

  Вроде шутил, а в то же время нехорошо тянуло под ложечкой, сдавливало горло от неясной тревоги. Как же отец справляется с таким грузом ответственности? Дамир приковал бы в подвале дочерей, будь те у него, и выпустил только в руки проверенного со всех сторон мужа.

  Вот тебе и страна победившей демократии, тотальный феминизм и толерантность. Стоило ступить на родную землю, куда что делось? А уж после взгляда на фламинго эту в шортах до середины бедра, вовсе взыграло – и кровь предков, и отцовское воспитание.

– Есть! – влезла со своим авторитетным мнением Алсу. – Равиль! Я сама видела, как они шушукались! – и показала язык вспыхнувшей сестре.

  – Молчи, – прикрикнула мать. – Ничего ещё не решено. Не мели языком, – приложила указательный палец ко рту в характерном жесте. – Шевели ручками лучше, долго будешь ковыряться, семья останется без салата.

  – Ма-а-а-ам, – прогундосила обиженно Алсу и принялась резать огурцы.

  Кривобоко, как и повязанная косынка поверх жиденьких косиц. Дамир улыбнулся. Съедят они салат из кривеньких кусочков, младшие не заметят, эби похвалит, а отец с Дамиром промолчат. Где ещё девочке учиться, как не дома. Не в семье же мужа постигать хитрую науку домашнего хозяйства.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

  – Какой Равиль? – Дамир посмотрел на мать. Карима, ясно, не ответит. Уткнулась в разделочную доску и шинкует ножом похлеще кухонного комбайна.

  – Юнусов, – тут же вставила Алсу и удостоилась-таки подзатыльника от матери.

  О как! Равиль Юнусов. Тот самый, что снимает квартиру Натке, где провёл эту ночь Дамир. Они дружили с самого детства. Равиль, Дамир и Натка, последняя втесалась в их компанию классе в третьем или пятом, точнее сказать он не мог. Приклеилась к Равилю, как клещ, или он к ней. В общем, парочка они были - не разлей вода, сегодня ночью Дамир имел сомнительное удовольствие услышать все аспекты их «дружбы». Неудивительно, что Равилю уже пришлось покупать новый диван, в обмен на сломанный хозяйский.

  Жениться на Натке он не мог - всякому понятно, самой девушке тоже. Можно пойти против всех и вся, но жизни не дадут. Юнусовы не были настолько влиятельны, как Файзулины, но всё же, кое-какие рычаги давления имели. Не работать Натке в областной больнице педиатром, если станет она Юнусовой. Не трудиться Равилю на завидной должности в компании Арслана Файзулина. О семейных праздниках, родне, тоже можно забыть.

  Дело не в том, что Натка – Наташа Иванушкина, православная и русская. Смешанные браки, что межнациональные, что межрелигиозные, не были редкостью в их селе. Нечасто они становились долгими и крепкими, но удивить таким браком сложно. Но Натка - мало того, что из бедной, так ещё и неполной семьи. Мать принесла её в подоле в шестнадцать лет. Уже дочь выросла, а та всё устраивает свою личную жизнь, то с одним залётным молодцом, то с другим. Не потерпят Юнусовы такую родню, стыдно в глаза людям смотреть будет.