Куда они его потащили? Что они хотят сделать с ним? А вдруг я опоздала?

Я прислонилась к стене. Длинные серебристые сосульки свисали со сточного желоба над моей головой, точно сверкающие клинки мечей. Я двинулась вперед, по-прежнему прижимаясь спиной к стене и не отрывая глаз от главного входа.

Стоит ли идти на такой риск — зайти с главного хода и искать его в служебных помещениях?

Я помедлила. Приблизилась еще на несколько шагов к дверям, но тут же остановилась, услышав голоса. Мужские голоса. Похоже, они доносились со внутреннего двора позади здания.

За день солнце успело частично растопить снег, отчего его поверхность сделалась мокрой и скользкой. К внутреннему двору я наполовину шла, наполовину скользила. Лиловые отблески заката играли на заиндевевшей земле.

Увидев папу между двумя громилами в масках, я едва не окликнула его. Он вырывался изо всех сил, но они крепко удерживали его за плечи. Руки его были связаны за спиной. Он споткнулся и чуть не упал, но похитители удержали его.

Я приблизилась на несколько шагов, щурясь в неверном сером свете. О нет! Папа был раздет до белья. Они сняли с него одежду. На нем остались только майка и белые боксерские трусы. Обуви он тоже лишился и ступал по снегу босиком.

Он кричал и проклинал своих похитителей. Опустив плечо, он попытался садануть одного из них в бок. В тот же миг тяжелый сапог припечатал к земле его босую ступню, и отец завыл от боли.

Я увидела, что из снега торчат два невысоких колышка. Похитители толкнули отца на снег. У каждого в руках было по мотку веревки, и они собирались привязать его к колышкам.

— Пожалуйста… — Теперь папа уже умолял. — Пожалуйста… отпустите меня. Что вы делаете? Это безумие. Вы же понимаете, это неправильно. Отпустите меня. Я не стану звонить в полицию. Я никому не скажу. Только отпустите. — Никогда я не слышала, чтобы он так говорил — сбивчивым потоком слов.

Один из похитителей повалил отца спиной на снег и удерживал на месте. Второй обмотал веревки вокруг папиных запястий и начал привязывать их к колышку.

— Что вы делаете? Вы хотите оставить меня замерзать? Вы же понимаете, что это убийство. Вы в самом деле…

Тыльной стороной ладони похититель отвесил ему затрещину. Голова отца мотнулась в сторону. Мужчина отвернулся и продолжал возиться с веревками.

«Чего же я стою? — спрашивала я себя. — Почему я просто смотрю, как они собираются оставить моего папу замерзать в снегу?»

Я знала, что должна действовать.

— Пустите меня! Пустите меня! — Папины крики огласили двор. Лошади разразились ржанием. Их истошные вопли заглушили мольбы моего отца. Ржание лошадей эхом разносилось между зданиями, и звук нарастал, пока не сделался оглушительным, неистовой ревущей симфонией ужаса и отчаяния.

Я зажала руками уши, но ничто не могло заглушить душераздирающего ржания. Я едва дышала. Я чувствовала, как кровь стучит в висках.

У меня есть сила. Пора применить ее.

Я зажмурилась. Я зашептала слова, которые давным-давно выучила назубок. Шептала, повторяя скороговоркой. Крепко зажмурившись, ничего не видя, выбросив все мысли и образы из головы, я шепотом творила заклинание, повторяя слова и призывая свои чары скорее подействовать.

И вновь я услышала полные ужаса крики отца. И вновь заглушило их истошное ржание лошадей. Я слышала грохот, когда они лупили копытами в стены денников. Порыв ледяного ветра пронесся над двором.

А я все шептала и шептала слова… повторяла их снова и снова… Наконец, стоя на пронизывающем ветру, слыша топот и ржание лошадей, я открыла глаза, чтобы увидеть, чего добилась — и у меня дыхание перехватило от ужаса.

6

Я вгляделась в серые сумерки. Папа по-прежнему корчился на спине, отбиваясь ногами. Вытянутые над головой руки были привязаны к колышку. Над ним склонились двое похитителей, прикручивая ко второму колышку его ноги.

Я тяжело выдохнула. Мои чары не действовали. Может, я была слишком напугана, слишком парализована ужасом, чтобы взывать к магии, которой владела?

Неожиданно похитители подняли головы. Я распласталась по стене здания. Затаила дыхание. В голове стучало. После ворожбы у меня всегда кружилась голова.

Почему мои чары не подействовали?

Отец отчаянно звал на помощь. В ответ на его крики снова хором заржали лошади. Похитители оставили его лежать на снегу, а сами зашагали к складу, скрипя сапогами по снегу.

Я оттолкнулась от стены и сделала несколько шагов к отцу. Но тут же остановилась. Я понимала, что едва ли успею отвязать его, прежде чем похитители вернутся на двор. А если меня тоже поймают, никакая магия нам с ним уже не поможет.

Поэтому я заставила себя остаться в укрытии. И смотрела, как похитители шагают назад с тяжелыми канистрами в руках. Канистры… что в них?

— Что вы делаете? — заорал отец, когда они опрокинули над ним канистры, и из тех хлынула вязкая желтая жидкость. — Бензин?! Да? Бензин? Вы хотите сжечь меня заживо?!

— Не боись, Энджело. Разве похожи мы на эдаких извергов? — усмехнулся тот, что повыше, поливая жидкостью его грудь.

— Что это? Отвечайте! Что это?! — потребовал отец.

— Это мед, — пояснил второй бандит. — Сладкий медок. Смотри, какой ты стал сладенький да медовенький.

Оба расхохотались. Они поливали медом папины ноги, грудь… Опорожнив канистры, они отшвырнули их через весь двор, после чего посмотрели на папу, явно довольные проделанной работой.

Это безумие, думала я. Что они собираются делать?

Я опять зажмурилась. Я должна была привести магию в действие. Этот кошмар нужно было немедленно остановить. Но слова не приходили. Они были утеряны, растворились где-то в глубине лихорадящего разума.

От отчаяния я изо всех сил стиснула кулаки. И открыла глаза как раз в тот момент, когда более высокий из похитителей поднял над моим отцом джутовый мешок.

— Овес, — объявил он. — Разве мы могли забыть про овес?

Он раскрыл мешок. Его партнер помогал ему удерживать тот на весу. Они накренили его и принялись осыпать моего папу овсом — грудь, живот, ноги…

Отец умолк. Перестал извиваться и дергаться. Его голые руки и ноги покраснели от холода. Теперь он лежал неподвижно, весь покрытый налипшим на мед овсом. Оттуда, где я стояла, казалось, будто он укутан в коричневое одеяло.

— Я… я не понимаю, — тихим голосом, почти шепотом, обратился он к своим похитителям. Голосом обреченного. Всякая воля к сопротивлению покинула его. — Что вы делаете? Я не понимаю.

— Ты же хочешь покормить лошадок, не так ли, Энджело? — глумливо спросил тот, что повыше.

— Да, ты же любишь кормить лошадок, — добавил его партнер. — Как в старые добрые времена.