class="p1">Мы остановились на этих довольно отвлеченных и возможно, довольно трудных вопросах, но поступить иначе не могли, так как в геоморфологии изучаются формы рельефа не как простые неровности земной поверхности различные только по внешним очертаниям и размерам но и как объекты, заслуживающие научного рассмотрение сами по себе своей внешней и внутренней структурой не исчерпывающейся, как мы видим, свойствами вещественного геологического материала, но и обладающей многим другим. Как неровности различных размеров и очертаний (и только!) формы земной поверхности, пожалуй, не заслуживали бы даже изучения их специальной наукой, входящей в семью наук о Земле и тем самым, как давно принято говорить, в семью естественно-исторических наук, в которой акцент на историю имеет очень глубокий смысл.

Попробуем задержаться еще немного и ненадолго на «общих вопросах» геоморфологии. Только что в нашей книге в философских — определениях формы речь шла о вещах, т. е. о любых явлениях, предметах. А с чем мы имеем дело в геоморфологии? Можно сказать, что именно с ними со всеми. Оттенки этих понятий в отвлеченном смысле вообще не имеют особого значения, недаром и философы в своих, подчас очень сложных рассуждениях легко заменяют их одни другими. Но о каком теле в геоморфологии может идти речь? Ответим: конечно, о теле Земли, нашей родной планеты, нашей «альма-матер», или о любой ее части, если эта часть кнаружи ограничена какой-то долей земной поверхности.

И еще одно замечание. Формы рельефа уходят в недра Земли своими геологическими, а не геоморфологическими корнями. Ниже поверхности Земли, на которую как бы опираются отдельные формы рельефа или в которую они как бы впиваются, вторгаются (впадины, долины, овраги, рытвины, углубления всякого рода, размера и происхождения), они уже перестают существовать. Поэтому, строго говоря, это не замкнутые, не изолированные в пространстве вещественные тела, а «полутела», органически, намертво связанные с общей земной поверхностью и, что особенно важно, с историей развития этой поверхности в течение веков, тысячелетий, сотен тысячелетий и даже миллионов лет.

И последнее. Нет и не может быть изолированных, отдельных в полном смысле и независимых от прочих их окружающих, неровностей земной поверхности. Все они переходят друг в друга, в своих соседок, переходят либо постепенно, либо резко, а тот или иной способ перехода — один из интереснейших вопросов, который ставит перед собой геоморфология. Даже одинокий холм или курган, стоящий на плоской равнине, геоморфологически не изолирован, не одинок, так как окружающее холм равнинное пространство — это тоже своего рода неровность и по отношению к холму, и к своим, может быть, весьма уда-лонным границам, и даже, хотя в почти неуловимой сто пени, к поверхности геоида — истинной физической фигуры Земли.

Итак, читатель имел возможность убедиться в том; что своеобразные явления природы — неровности земной поверхности (и, как увидим далее, их типичные совокупности) — вещи далеко не столь простые, как это кажете; на первый взгляд. Они самоочевидны только для простейшего житейского опыта и, так сказать, для практического употребления. К этому добавим, и это решает вопрос важности геоморфологии как науки, что рельеф — та часть природной среды, на которой развиваются, непрерывно с ней взаимодействуя, все другие ее части или элементы Все земные, да и не только земные ландшафты (вспомним о других планетах и их спутниках) как бы опираются на рельеф, зависят от него, как от своей материальной основы, живут и изменяются вместе с ним. Поэтому мы уверены в том, что науке о рельефе земной поверхности принадлежит среди других наук о Земле весьма почетное место и что дальнейшее развитие геоморфологии важно для всех естественно-исторических наук.

Нам предстоит, раз уж мы задались такой целью, по-знакомиться со скульпторами и скульптурами Земли, посмотреть на земную кору не только сбоку, не только сверху, но и снизу. Возможно ли это? На художественные скульптуры смотрят обычно сбоку — это знает каждый посетитель музеев. Точно так же люди, создания сухопутные, привыкли видеть перед собой со стороны, сбоку неровности Земли, ее рельеф. Прошло только двести лет с той поры, когда человек впервые смог взглянуть с первых аэростатов прямо вниз. Авиация и космонавтика наших дней беспредельно расширили эту возможность. Но смотреть снизу… Физически это невозможно, с помощью геологии — можно и должно попытаться. Как же это сделать? Ведь в громадную толщу камня даже сверхглубокие буровые скважины проникли пока до глубины всего 11 км, а сам человек даже и на эту глубину попасть не может. Больше того, вряд ли это случится когда-либо в. обозримом будущем, да и сама толща земной коры непрозрачна для обыкновенных световых лучей. Вместе с тем при помощи геофизических методов с довольно высокой точностью удалось «поймать» нижнюю границу земной коры и тем самым отделить кору от остальной части наружной каменной оболочки нашей планеты, называемой литосферой (по гречески — сферой камин). Значит, мысленно мы можем взглянуть на рельеф нижней поверхности земной коры также и снизу.

Схема соотношений рельефа земной поверхности и мощности земной. коры

1 — мантия; 2–3 — земная кора: 2 — нижняя часть — базальтовая, 3— верхняя часть — осадочно-метаморфические породы и граниты; 4 — осадки

Эту границу называют поверхностью или разделом Мохоровичича в честь югославского ученого, открывшего ее путем изучения записей землетрясений — сейсмограмм, сокращенно — разделом Мохо или чаще всего — разделом М. И вот, очутившись как бы по волшебству где-нибудь в низах литосферы и увидев таким же волшебным способом поверхность М снизу, мы бы, конечно, изумились: в самых общих чертах «нижний» рельеф земной коры зеркально подобен ее верхнему, наружному рельефу. Иначе говоря, земная кора над материками имеет выпуклости, а под океанами — вогнутости, т. е. в целом она утолщается под материками и утоньшается под океанами. На обширных материковых равнинах кора толще, чем под океанами, но тоньше, чем под горными областями на материках. Конечно, это лишь самая общая картина, в деталях рельеф раздела М в литосфере намного сложнее. Но все же, откуда эта грубая, но вполне отчетливая «зеркальность» верхнего и нижнего