Мужчина проявлял терпение. Я не решалась заговорить. Оказалось это тяжело, разговаривать на неродном языке.

Я обычно не заморачивалась и говорила на своем корявом английском: ай донт спик инглиш. Ноу кеш, ноу мани. Сейчас же мои три кривые шестерёнки в мозгу пытались прокрутить одну единственную мысль: чем оплатить?

У меня ничего и не было, поэтому пришлось распрощаться с небольшой жемчужной подвеской, которую мне подарил Орлов на прошлое день рождения. Лавочник удивленно округлил глаза, но платок все-таки отдал, а жемчужину долго гладил, прокатывал на ладони, рассматривал, да чуть ли не на зуб пробовал.

Мне это не нравилось. Черт с этой речью! Пока он там развлекается с цепочкой, решила — пора уносить ноги. Только стоило заменить рубашку на платок, замотав им голову на манер восточных женщин — оставив только глаза, когда мне на плечо упала чья-то тяжела рука. Я вздрогнула, а сердце, наверное, ухнуло с такой быстротой в пятки, что стукнулось о подошву.

Меня догнал лавочник. И сейчас протягивал небольшой сверток очень похожий на одеяло из верблюжьей шерсти (таким еще укрывалась моя мама, когда начиналась ее болезнь). Я замялась, но он смотрел своими влажными умаляющими взять подарок глазами, и я не смогла отказать. Лишних вещей у меня в любом случае нет.

— Спа-си-бо! — ответила на местный манер изрядно удивив мужчину, который, видимо, счел меня немой.

Первое слово произнесено. Язык, словно онемел и едва проворачивал непривычные слова.

Нужно тренироваться, а-то и поговорить ни с кем не смогу.

Продвигалась сквозь снующую туда-сюда толпу народа, старалась тихо проговаривать слова на местном языке.

Где найти Сергея не представляла. Не было разрушенных домов, взрывов, пожаров — тихо, ни одного намека на присутствие друга.

Проблуждав без толку минут тридцать, я все — таки остановилась у ближайшей стены, возле небольшой кучки тряпья.

— Г-де е-го но-сит? Как е-го найти? — продолжала учиться говорить на местном языке, пока никто не слышит.

— Если ты кого-то потеряла, — проговорил хриплый старческий голос, совсем рядом, и иссохшая старческая рука махнула, показав направление, — нужно идти на восток.

Как оказалось, то что я приняла за кучку полусгнивших тряпок была местная старушка. Она сидела и, с присущими старушкам любопытством, всматривалась в мое лицо, да так, что подалась вперед. Мне даже стало как-то неловко от этого взгляда, не комфортно.

— Вы провидица! — восхищенно, но шепотом спросила и вцепилась в костлявое плечо старухи. Откуда она знает, что я потеряла друга и, главное, где его можно найти.

— Болезная шо ли! Все знают, где находится рабовладельческий угол, — прохрипела старуха, удивленно округлив глаза, поднялась и припустила в сторону от меня, иногда оглядываясь и, кажется перекрещиваясь.

Рабовладельцы! Я не могла игнорировать этот факт. Кто сможет меня уберечь от этого? Если меня сейчас схватят за шкирку и забросят в клетку: здесь я никто и звать меня никак. А Сергей? Сидит уже где-то в клетке, плачет от безысходности своего положения, утирая сопли майкой с Патриком.

Вновь закусила губу от досады на сложившуюся ситуацию. Надо быть вдвойне, а то и втройне осторожной.

И что я сейчас смогу изменить? Ничего.

Сглотнула вставший в горле ком.

«Собралась, тряпка, и пошла! Пошла, я сказала!»

Наконец, впереди показался тот самый угол. Перепутать его с чем-либо другим точно невозможно. По кругу стояли клетки, а в них сидели люди. Самые настоящие люди! Живые! Поникшие, с потухшими глазами, почти каждый провожал безразличным взглядом покупателей, которые вальяжно прогуливались, рассматривали и обсуждали «товар». Словно они ходили по картинной галерее: обсуждают цветовые оттенки, краски, мазки на полотнах…

Меня начало мутить не столько от зрелища и стоящих здесь ароматов, сколько от ситуации.

Если я найду Сергея в одной из этих клеток, чем мне рассчитываться? Осталось только книга. Пусть она облезла ночью, но страницы по-прежнему выглядели золотыми. Отдам ее — решила и даже кивнула. С каким — никаким планом, а почувствовала себя уверенней.

Пристроилась в конце небольшой процессии, так чтобы со стороны смотрелось будто я с ними. Подстроила свою походку, сделав ее этакой гусиной. Медленно перекатываясь с одной ноги на другую, проходила мимо клеток и в каждую всматривалась с трепетом: нет, Сергея видно нигде не было.

Тощие, обезвоженные, безвольные, одинокие, смирившиеся, готовые подчиняться… Я шла медленно. Не знаю что, но что-то меня заставляло каждому рабу всматриваться в глаза. Что я там хотела увидеть? Борьбу? Бунт?

Лишь у одной клетки задержалась чуть дольше. Она стояла в самом дальнем углу, с одной стороны накрытая выцветшей палаткой, прикрывая ее от прохожих. Каюсь, любопытство меня толкнуло подойти ближе. Только отчего-то сердце затрепыхалось в груди.

В самом темном углу сидел мужчина. Он не смотрел на меня в немом ожидании, как другие. Его взгляд был устремлен вверх. Там, под звездной вечностью, кружили стервятники: они делали большие размеренные взмахи крыльев. Им некуда было торопиться — добыча, в их случае, дело времени. Неужели не выживших отдавали им? Вернув взгляд в клетку, натолкнулась на пристальный взгляд черных глаз. Теперь раб рассматривал меня, как чудную зверушку. Я же себя чувствовала наглым кроликом, который решился на великую дерзость — подойти к клетке с тигром и потыкать хвостик его хвоста морковью между прутьев.

Внешне же он чем-то напоминал героя из моего любимого советского фильма — Робинзона Крузо: борода, длинные темные волосы торчали в разные стороны, словно дреды, грязь, рваная одежда, про запах — молчу.

Моей силы воли не хватало сразу уйти. Он приковал меня. Смотрел. Сурово. Осуждающе.

Наконец, я сдалась, опустила глаза и отступила на несколько шагов назад.

— Стой… — хриплый, еле различимый среди базарного шума голос.

Он!

Я замерла. Нет, Катя. Зачем тебе это нужно? Тоже хочешь в клетку.

Я развернулась. Мужчина медленно, явно стараясь скрыть хромоту, подходил к решетке.

— Я знаю тебя, — прошептал он, стараясь не разрывать со мной зрительного контакта.

После его слов, я вся напряглась и стала выискивать в его темных глазах признаки узнавания или чего-то подобного и одновременно чувствовала себя полной дурой. Какого я к нему подошла?! Посмотрела — Сергея нет и ушла бы из этого ада. Это не моя война.

— Подойди, — уже совсем проскрипел он. Я видела с каким трудом ему дается каждое слово. Возможно, им и пить здесь не дают.

Сделала шаг к нему. Еще шаг. И вот стою перед ним, нас разделяет только решетка. Он сделал жест рукой, показывая, что хочет мне что-то сказать. Поскольку говорил он совсем тихо, мне пришлось размотать платок освободив нижнюю часть лица и