— Я все продумал. Мы с Майроном Славински договорились: я отдежурю за него в больнице, а он передаст мне на неделю свои апартаменты в тайм-шере. Это в Палм-Дезерт.

— Чтобы научиться играть в гольф к выходу на пенсию? — Кэтрин приклеила на лицо фальшивую веселую улыбку.

Жжение в груди стало нестерпимым. Может, это просто приступ страха, ее обычная в последнее время паника?

Уолтер поправил очки на носу.

— Гольф становится все более популярным и среди юного поколения. Ты удивишься, сколько там молодежи.

Кэтрин высвободила руку.

— Я не могу принять твое предложение, Уолтер.

Произнеся эти слова, она почувствовала себя необычайно легко. Жжение в груди прекратилось, сердце забилось ровнее. Кэтрин сделала глубокий вдох и неожиданно для себя улыбнулась: если бы она вышла за Уолтера, то похоронила бы себя заживо. Неудивительно, что ей заранее трудно дышать.

— Но Майрон говорит, что там очень хорошая группа обучения гольфу. А те, кто живет в тайм-шере, к тому же получают скидку.

— Тогда, может, стоит поехать вам с Майроном, раз вы оба любите гольф, а я его ненавижу?

Жжение в груди вернулось, но теперь оно охватило все тело. Похоже на сердечный приступ, подумала Кэтрин, только артерии не блокировались, а, наоборот, прочищались. Новая жизнь текла по жилам.

— С каких это пор ты…

— Всю жизнь. Я всегда ненавидела гольф. И бридж тоже. Только ты никогда не слушал меня. А вот теперь послушай внимательно. Я не выйду за тебя, Уолтер. Это была бы катастрофа, а не брак.

Снисходительно-покровительственная улыбка, однако, не исчезла с уст Уолтера. Все тем же докторским тоном, от которого Кэтрин приходила в бешенство, он произнес:

— Ты сейчас расстроена и не способна рассуждать разумно.

— Я не расстроена! Я в ярости!

Щеки Кэтрин пылали, глаза горели. Волосы «красного дерева с оттенком бургундского вина» напоминали маленький костер. И было похоже, что из него летят искры, — такие взгляды она метала на Уолтера.

Кэтрин была разъярена сейчас больше, чем когда-либо в жизни. Расхаживая взад-вперед по гостиной, она ощущала в голове полную ясность, как будто все сомнения были выжжены из ее мозга гневом.

— Мне хочется рвать и метать от ярости!.. Хочется ругаться!.. Хочется… — она почти рычала, — заняться сексом с первым встречным! — не помня себя, прокричала Кэтрин Уолтеру в лицо.

Тот прокашлялся.

— Я вижу, ты вновь и вновь возвращаешься к теме полового сношения. Не хочу травмировать тебя, Кэтрин, но я мог бы устроить тебе беседу с моим коллегой, который… гм… разбирается в возрастных проблемах женщин. Думаю, тебе стоит сходить к нему, а то, не ровен час, сделаешь что-нибудь, о чем потом пожалеешь.

Кэтрин вытаращилась на него.

— К твоему коллеге? Ты хочешь сказать — к психиатру?

— Зачем говорить таким тоном? Это совершенно естественно — обратиться к специалисту, если ты в таком взбудораженном состоянии, сама не своя…

— Да как ты не поймешь, Уолтер! Я не «сама не своя»! Я на самом деле такая и есть, просто только сейчас осознала это! Всю жизнь я была кем-то другим, жила чужой жизнью, а теперь наконец становлюсь такой, какой хочу и должна быть. Я не смогла бы жить с тобой. Мне… мне нужно что-то другое… что-то яркое… страсть… романтика… путешествия… Я не хочу уже в тридцать с небольшим копить деньги на старость.

Она говорила все это почти с наслаждением, испытывая от своих слов ни с чем не сравнимый восторг освобождения, и знала, что последней фразой попала в самую точку. Накопления и сбережения были единственной страстью Уолтера. Кэтрин даже иной раз подозревала, что в ней самой его привлекла именно ее профессия.

Некоторое время Уолтер сидел неподвижно, молча и растерянно глядя на нее. Потом его лицо снова приобрело обеспокоенное выражение.

— Не делай поспешных выводов. Подумай недельку-другую, а там поговорим.

У Кэтрин на мгновение сжалось сердце: «А может, он все же меня любит?» Она протянула к Уолтеру руки, желая смягчить сказанное, но он продолжал:

— Пообещай мне, что пока не станешь продавать этот дом.

Руки Кэтрин безвольно повисли вдоль тела.

— Прощай, Уолтер. — Она отвернулась к окну, чтобы не видеть, как он будет собираться и аккуратно поправлять галстук.

После того как Уолтер ушел, Кэтрин показалось, что она вырвалась из темного душного подвала на свежий воздух. Ее охватило бешеное желание начать менять жизнь сейчас же, немедленно.

«Неудивительно, — подумала она, — что агент ФБР не поверил, что это мой дом. Ведь здесь ничто не отражает моего характера». Фарфоровые статуэтки с комода таращили невинные глаза, словно ожидая приговора.

— Извините, ребята, — прижала руку к груди Кэтрин, — вы будете первыми.

Она бегом спустилась в подвал и вернулась с грудой картонных коробок и тряпок. Бережно обернув каждую фигурку, Кэтрин сложила их на дно. Затем она так же тщательно упаковала фарфоровый сервиз с розами, хрустальные вазы и связанные крючком салфетки. Настроение у нее сразу улучшилось. Душа просила музыки. Кэтрин поставила диск Шэнии Туэйн и стала раскачиваться, кружиться и пританцовывать, не прекращая работы. Она чувствовала себя Женщиной. Женщиной, которая взяла жизнь в свои руки.

Аккуратно запаковав и надписав четыре коробки, Кэтрин перешла в спальню. Раскрыв шкафы и ящики комода, она беспощадно выбросила все, что было куплено более двух лет назад, и даже несколько почти совсем новых вещей. Если коллегам в цементной компании не понравится ее новый имидж — это будет их проблема.

Она придирчиво осмотрела все свои костюмы и пришла к выводу, что они рассчитаны на тех, кому за сорок. «О чем я думала, когда покупала их?» — пробормотала Кэтрин и запихала вещи в огромный полиэтиленовый мешок для мусора, чтобы потом отдать их в фонд помощи нуждающимся. Мешок она оттащила в гостиную, к коробкам, и остановилась, размышляя, хватит ли у нее сегодня энергии на то, чтобы загрузить все это в машину.

В этот момент раздался звонок в дверь.

Кэтрин сжала губы. Когда Уолтер уходил, она отобрала у него ключ от своего дома. С тех пор прошло — она взглянула на будильник — неполных два часа. Неужели он настолько самоуверен, чтобы возомнить, будто она передумала? «Ну, ладно, сейчас я ему быстро докажу, что он заблуждается», — подумала Кэтрин, решительным шагом направилась в прихожую и резко распахнула входную дверь.

На пороге стоял Джеральд Крафтон и улыбался. Выглядел он по-прежнему очень мужественно, но уже не так опасно.

— Что же это вы открываете неизвестно кому? — попенял он Кэтрин. — Надо было сначала посмотреть в глазок.

— А откуда вы знаете, что я не посмотрела?

Странно, но упреки Крафтона не были ей неприятны.