разделах — продемонстрировать различные случаи воскрешения глубинных традиций. Это не значит, однако, что вся книга посвящена этим проблемам. В ней многое инспирировано не стремлением к оригинальному повороту концепции, а желанием поделиться своими чувствами, возникающими при созерцании замечательных произведений русской живописи.

В последних строках этой вводной статьи я хочу поблагодарить своих коллег по искусствоведческому цеху, общение с которыми всегда было для меня полезным, своих учеников, у которых я многому научился, и особенно Валентину Тимофеевну Шевелёву, без деятельной инициативы которой эта книга не увидела бы свет.

Русское искусство в поисках своей сущности. Между Западом и Востоком

Тема настоящих заметок сформулирована слишком широко и недостаточно определенно. Автор осознает это обстоятельство. Действительно, сущность русского искусства не может быть до конца познана в рамках проблемы «Русское искусство между Западом и Востоком». Многие его грани выходят за ее рамки, более тяготея к аспектам космическим, чем к социологическим, национальным и географическим. Местоположение России между Западом и Востоком не дает повода для исчерпывающего объяснения всех особенностей русского искусства, во всем многообразии его видовых и стилевых проявлений. Но если взглянуть на русскую художественную культуру не извне (со стороны определяя ее положение среди других национальных художественных культур), а изнутри (т.е. рассматривая попытки ее самоидентификации), то проблема взаимоотношения с Западом и Востоком приобретает едва ли не определяющую роль. Попробуем наметить — хотя бы пунктиром — некоторые проявления этого процесса, стараясь совместить теоретический и исторический подходы и не претендуя на охват явлений, не доступных научной компетенции автора.

Разговору об искусстве необходимо предпослать несколько соображений общеисторического характера.

Давно уже русская мысль возбуждает вопрос о местоположении России между Западом и Востоком, между Европой и Азией. Разумеется, нельзя провести прямые параллели между тем, что в разное время говорили деятели русской культуры — писатели, ученые, философы, — и тем, как вело себя русское искусство, стремясь обрести свое место в культурном пространстве Европы и Азии. Сами художники редко делами заявления по этому вопросу. Во многих случаях процесс cамоидентификации проходил непроизвольно, интуитивно и иг подчинялся заранее выдвинутой программе. Казалось бы, то обстоятельство дает повод подвергнуть сомнению возможность самого факта самоидентификации русского искусства в те эпохи, когда подобная программа не была теоретически сформулирована. Однако, на мой взгляд, нельзя исключить наличие художественной воли, действующей иногда вопреки мни без участия программной установки. Равно как нельзя оторвать художественное развитие от движения общественной мысли, постоянно влияющей на искусство, — особенно в таких ситуациях, когда перед нацией возникает задача определить свое лицо (что часто случалось в истории России).

О местоположении России между Западом и Востоком, между Европой и Азией, об особенностях ее существования и системе европейских стран написаны горы книг и статей, которые, как кажется, исчерпали саму проблематику. Основные ее черты были обозначены в 30-40-е годы прошлого века П.Я. Чаадаевым. В какой-то мере им были предопределены не юлько вопросы, на которых долгое время было сосредоточено внимание общественной мысли, но и ответы на них. Как из-мсггно, Чаадаев во многих коренных аспектах проблемы колебался между позициями, подчас противоположными друг другу, что отчасти объясняет многообразие выдвинутых им формул. В своих размышлениях он ясно осознал место России между Западом и Востоком, зафиксировал всем очевидный в то время момент отставания от передовых европейских стран, вывел — вслед за кн. Одоевским — формулу «пользы отставания», возложив надежды на неистраченные потенции России перед лицом усталой западной цивилизации, противопоставил Запад Востоку в пользу первого (хотя позднее и скорректировал позиции, изменив свое отрицательное отношение к Востоку в целом).

Историософия Чаадаева явилась свидетельством обострения процесса национального самосознания. Не следует, однако, считать, что этот процесс начался только в 30-40-е годы. Его истоки можно обнаружить в Древней Руси — особенно в XIV и XVI веках. Однако он был почти прерван в XVIII столетии, когда Российская империя окончательно утвердила свое место на земном шаре, последовательно расширив свою территорию и укрепив могущество. Для России XVIII век был временем практических преобразований и в меньшей мере — осмысления своей судьбы и исторического предназначения. Точкой нового пробуждения национального самосознания стал 1812 год. К ней и тяготела историко-философская мысль Чаадаева, заключавшая в себе зерна и западничества, и славянофильства — двух важнейших направлений русской мысли XIX века. Западничество, в истолковании Н. Бердяева, оказалось проявлением «азиатской души», поклонявшейся Европе, тогда как славянофилы стали первыми русскими европейцами, мыслящими «по-европейски самостоятельно»[20]. Направления движений и точки, из которых они исходили, как бы поменялись местами. И вместе с тем это «великое противостояние» само по себе стало прямым отражением срединной позиции России между Западом и Востоком и подтверждает мысль того же Бердяева:

«Россия может осознать себя и свое призвание в мире лишь в свете проблемы Востока и Запада»[21].

В течение последних полутора столетий выдвинулось и утвердилось множество проблем и формулировок: Россия как место встречи Востока и Запада, как место их примирения; особый путь России и ее историческое предназначение; Европа как состарившаяся, одряхлевшая цивилизация, уступающая место иным культурным типам — более молодым, переживающим расцвет и способным открыть новые перспективы перед общечеловеческой культурой; будущее России — в ситуации смены исторических сил и в условиях противостояния православия и католичества. Эти проблемы обсуждались самыми пытливыми умами XIX-XX веков — Хомяковым, Герценом, Достоевским, Данилевским, Соловьевым, Бердяевым, евразийцами, их оппонентами — Флоровским и Степуном и уже нашими современниками — такими, как Гумилев. Они и сегодня в центре внимания и политических, и интеллектуальных сил.

Правда, в спорах трудно обойти многие факты современной реальности. Запад не умер и умирать не собирается. Восток преодолел свою неподвижность. Многие восточные страны вышли на передовые позиции в сфере цивилизации и культуры благодаря тому, что восприняли новейший западный опыт, сумев сохранить национальное своеобразие. Таким образом, рухнул миф о несовместимости различных культурно-исторических типов. Россия не оправдала ожиданий, и ее мессианские претензии если и не похоронены, то отложены на будущее, хотя тема особого пути России остается предметом спора. Восток и Запад сблизились и переплелись. Разумеется, сегодняшняя ситуация не всегда может служить ориентиром исторического познания и суждения. Но те или иные коррективы в это суждение она неминуемо вносит.

Относительность, известная условность понятий Запад и Восток в равной мере касаются и истории, и современности. а каждой точке земного шара есть свой Восток и свой Запад. Если отбросить критерии географические и обратиться историко-культурным, то здесь хотя и обнаружатся более четкие