— По верфи?

— По висельнику! Эх, если б не генерал-губернатор… Эх!

* * *

Парни обрядились, как положено. Черные кафтанишки, на плечах — смотанные веревки с гирьками. Еще и лица в саже запачкали — настоящие трубочисты. В доме Алатыря Татарина, кстати, сыскалась не только бумага, но и графитный нюрнбергский карандаш! Алатырь все же работал на верфи!

Сойдя с парома, пошли себе, весело насвистывая, на центральные улицы, где располагались шикарные дома богачей. На Королевский, на Средней, на Выборгской домики стояли, словно с картинки, этакие разноцветные, облитые глазурью, пряники! Узенькие — по фасаду в два — три окна, трехэтажные, с вычурными горбатыми крышами. Вот ярко-синий, а вот — малиновый. Рядом — красный, зеленый, желтый. Встречались и менее яркие цвета — охра да палевый. Красиво — не оторвать глаз. Вот и парни засмотрелись, даже Флориан, хотя уж ему-то, казалось, и незачем — все же местный житель, ага.

Тихвинцам — Леньке с Игнатом (впрочем, каким тихвинцам — деревенским!) в диковинку было, что дома — каменные! — вот так вот, рядком стоят, на улице прямо! Никаких тебе заборов, собак — просто стучись да входи в дверь. И дворы все — за домами, сзади. Невидаль!

Встав у небольшого каменного крылечка первого же — на углу — дома, ребята переглянулись, и Флориан настойчиво постучал в дверь начищенной до золотого блеска тяжелой бронзовой ручкой.

— Трубы прочистить не надо ли?

Открыла, похоже, сама хозяйка — молодящаяся особа лет тридцати, одетая в глухое темно-бордовое платье из набивной мануфактурной ткани. Каштановые волосы женщины были расчесаны и заплетены в косу, уложенную на затылке в виде короны. Снизу оставались две завитые пряди, на лоб же ниспадала небольшая начесанная челка, немножко высветленная или просто выгоревшая на солнце. Узкое личико казалось вполне симпатичным, даже несмотря на слишком длинный нос.

— Трубы? — хозяйка сморщилась и покусала губу. — Ну… не знаю даже. Мужа-то сейчас нет…

— А давайте мы ваш камин поглядим, — мягко улыбнулся Игнатко. Улыбка его женщине, видно, понравилась.

— А, поглядите, ладно. Только недолго.

— Ага…

Тщательно вытерев башмаки об укрепленную у крыльца решетку, парни вслед за впустившей их дамой поднялись на второй этаж по узенькой, с фигурными балясинами, лестнице. Парадная зала оказалась не особо просторной, но весьма нарядной и светлой — все ж целых три окна, и окна довольно больших, не такие, как принято в русских хоромах.

В простенке, меж окнами, висели небольшие картины в позолоченных рамках. По знаку Игната — он был назначен в этой компании главным — Ленька и Флор сразу же бросились к расположенному в глубине залы камину, забранному узорчатой чугунной решеткой. Заглянув в трубу, Флориан тут же принялся что-то выпытывать у хозяйки, Игнатко же подошел к картинам… и разочарованно хмыкнул. Вместо планов крепости висевшие на стене картины изображали какие-то рощицы, поля с пастушками и прочие виды, называемые пастораль.

— Не, у вас все хорошо здесь. Покуда чистить не надо.

— Хорошо? Вот и славно. Спасибо, что зашли.

Не повезло парням и во втором доме, и в третьем, а вот в следующем, со стенами цвета золотистой охры, Игнат как раз и обнаружил то, что искали. Сразу же, едва только вошел, бросилась в глаза раскрашенная гравюра с изображением могучей пятиугольной крепости! Чтобы не оставалось сомнений, сверху даже шла надпись — «Ниеншанц», а в нижнем краю виднелось имя художника — Георг Швенгел, инженер.

Хм… инженер… Слово это Игнат знал и несколько смутился — инженер ведь, все-таки не художник. Хотя какая нынче разница? Картина-то вот она — висит.

— Напарники камин осмотрят, — вытащив карандаш и бумагу, пояснил отрок слуге. — А я тут пока углы замерю.

— Замеряй, — старый, с вислыми седыми усами, слуга равнодушно пожал плечами. — Я в саду буду. Как закончите — позовешь.

— Ишь ты, — поднимаясь наверх, покачал головой Ленька. — И не боится, что мы что-нибудь тут украдем.

Флор с удивлением обернулся:

— Трубочисты не крадут! И плотники не крадут, и прочие мастеровые. Крадут только бродяги, да.

Игнат управился быстро — тщательно перерисовав крепость, поднялся на второй этаж да, не скрывая радости, махнул рукой:

— Пошли!

Дело было сделано, да еще как! Делавший гравюру художник (вернее сказать — инженер) изобразил и пушки, да еще с указанием секторов обстрела!

— Добрая вещь! — встретив ребят у парома, оценил гравюру Бутурлин. Сам он тоже не тратил времени даром — сидел в «Тре крунер» да слушал разговоры захмелевших караульщиков, заглядывавших в таверну сразу после смены. Затем дождался приятеля — Йохана Фельтскога, — у которого уточнил количество солдат.

— Видишь ли, есть у меня знакомый суконщик. Он бы мог поставить сукно на всех.

— Хорошо бы, — с пониманием усмехнулся швед. — И мы б с тобой с этого поимели… Однако, увы! Вся экипировка за свои средства. Жалованье же получаем, ага.

— Жаль. И все же, сколько б мы заработать могли?

— Много! — Фельтског горделиво ухмыльнулся и подкрутил усы. — Пятьсот человек гарнизон!

— Да ну!

— Вот те и ну. Полтысячи! Из них только артиллеристов — целая рота! Да две роты мушкетеров. Сила!

— Сила, — лоцман согласно кивнул. — Ты говоришь — пятьсот человек… Так еще рота где? Ах да, тюремщики.

— Не тюремщики, а рота охраны.

— Да-да, охраны, ага…

Простившись с товарищем, Никита Петрович покинул таверну и неспешной походкою зашагал по булыжной мостовой к пристани. Денек нынче выдался не жаркий, но и не дождливый, славный. По всему небу висели светлые палевые облака, сквозь которые просвечивало неяркое золотистое солнце.

Выйдя на Ратушную площадь, молодой человек прошелся вдоль торговых рядков, выбирая, чтобы такого взять на обед, плавно переходящий в ужин. Можно было б, конечно, приказать слугам, но вот как-то забыл, а те — догадаются ли? Уж лучше самому купить то, на что падет взгляд, к чему лежит сердце. Может быть, вот этого карася или язя? Здоровущие — неудобно нести, да потом ведь и весь пропахнешь рыбой. Которую, впрочем, вполне можно найти и в Спасском, и гораздо дешевле.

— Курица почем?

— Три копейки, — торговец оказался русским, да и вообще, здесь, в пограничье, русские серебряные копейки были в большом ходу.

— А яйца?

— Тоже три копейки — полста штук.

Ну, не хватало еще яйца таскать… да и есть они у Алатыря.

— Осетра купи, господин! За ту же цену отдам. Добрый осетр, свежий, смотри…

Осетр… Да ну его к черту! Вообще, Бутурлин уже и раздумал что-либо покупать — вот еще, таскаться! Просто до парома оставалось еще примерно часа два. Два длинных дневных летних часа… надо было просто убить время.