Или нанять лодочника? Можно… Но лучше все же выпить у рядков пива — во-он, под навесом, на террасе…

— Доброе пиво, господин! Сколько кружек изволите?

— А кружка почем?

— Копейка! Ну, или можете шведской медью.

— Копейка так копейка… Давай — две.

Отпил… Вкусно! Улыбнулся… В мятущейся душе Никиты Петровича вставала, поднималась и ширилась некая гулкая и звонкая радость! Радость от того, что порученное ему дело уже, можно сказать, исполнено. План крепости — есть, вот он, в «кармане», небольшом, привязанном к поясу, мешочке.

Погладив мешочек, молодой человек довольно прищурился и поднял кружку. Имел нынче полное право! Еще б сейчас кое-кого навестить… Она, кстати, звала — но завтра. Завтра… С утра отправить парней в Тихвин, к Потемкину, а уж потом… Прежде чем вновь возглавить каперов, можно и расслабиться. Ах, Марго, Марго… Красивая молодая дева — и такая распутная. Что и говорить — маркитантка. Впрочем, последнее дело осуждать других. Марго… Маргарита… Красивое имя, да. Да и сама она — красивая. Но, главное — дело сделано.

Не выдержав, Бутурлин вытащил из «кармана» рисунок, сделанный нюрнбергским графитовым карандашом. Линии не очень-то ровные, кое-где и незаметны совсем — хитрые немцы хороший графит клали в концы деревянного футлярчика, а в середину что уж осталось. Вот и рисовали карандаши рвано… не то что французская пастель. Ну, уж какой сыскали.

Хорош, хорош план, славно! Все как на ладони. Вот тебе — стены, вот — бастионы. А вот и орудия с секторами обстрела. Старательный Игнатко даже подпись автора гравюры изобразил — «Георг Швенгелл, инженер». Инженер, ну, надо же! Человек, видно, почтеннейший, не какой-нибудь там бродяга художник.

Вот башни, вот ворота… вот двор с казармою и домом коменданта. А вот здесь — виселицы… Стоп!

Что-то вдруг привлекло внимание Никиты Петровича, какая-то почти незаметная, но досадная, мелочь. С планом что-то было не так. Нет, с первого-то взгляду все вроде бы хорошо и вполне понятно. Однако он-то, Бутурлин, в этой крепости был! Был и кое-что помнил. Хоть и немного, но… Ну, двор-то вовсе не такой — правильным пятиугольником. И выносных укреплений — равелинов — лоцман что-то не припоминал. Ну, точно — нет там равелинов… вроде бы.

На колокольне немецкой церкви звякнул колокол, отбивал время. Полчаса уже прошло или час… Нет, час — судя по звону. Молодой человек обернулся, глянул на шпиль… и замер. Вон — церковь, а вон, через неширокую речку — Ниеншанц. Так ведь, если забраться на колокольню…

Бутурлин так и сделал! Бросился к церкви, сунул пономарю пару медях, застучал башмаками по гулкой винтовой лестнице, быстро поднимаясь наверх. Выбрался на площадку — ахнул! Ну и красота же! Истинно — красота. Вон широкая Нева плавно несет свои воды, вон — деревянный мост, отсюда, с высоты, как игрушечный… Вон там, вдалеке — море, залив. Синий-синий, словно драгоценный камень — сапфир, камень повелителей мира!

А вот и крепость. Почти как на ладони. Не все, правда, видно, зато хорошо заметно, что углов-то — четыре! Четыре, а вовсе не пять, как на гравюре. Вон и казарма, и двор — неровный такой четырехугольник с бастионами по углам. Четырехугольник! А на плане… на плане-то углов — пять! Что же это за план такой? Да, господи — просто инженерная задумка, проект. Проект… это слово Никита Петрович знал, все же не чисто лесной житель, лоцман все-таки.

Этот вот инженер… как его… ах да — Швенгелл. Он просто задумал перестроить крепость, вернее, ему поручили. Он и составил план, попавший на гравюру — почему бы и нет? Красиво же! А украсить дом изображением родной крепости, как видно, хотели многие.

Да, крепость собирались перестроить, усилить — Йохан как-то обмолвился, говорил, и совсем недавно. Инженер Швенгелл… Интересно, он еще здесь, в Ниене? Впрочем, наверное, уже и некогда будет искать…

— Господин… сейчас звонить будем, — подойдя, несмело улыбнулся седой пономарь с тонкими, в чулках, ногами.

— Спасибо, старик, что позволил полюбоваться, — припомнив шведский, Бутурлин протянул церковному служителю маленькую — с ноготь — монетку. Серебряную.

— На вот.

— Благодарю вас, господин.

— Послушай-ка, любезнейший. Мне бы вот такую картину заказать. Для дома.

Лоцман показал старику рисунок:

— Только вот не то, что будет, а то, что есть. На память, да.

— Понимаю, — покивал пономарь. — Многие такое заказывают, словно поветрие. Сначала один заказал, на стену повесил, потом другой. Я, господин, художника знаю. Да его все, кому надо, знают, на Выборгсгатан его сестры, вдовицы, дом. Такой, темно-красный, узенький, в два окна.

— Та-ак… Говоришь, на Выборгской улице?

— Да, там сей господин и живет, когда приезжает. Сам-то он из Стокгольма.

— А…

— Зовут — Эрик Аспегрен.

— Эрик Аспегрен… — негромко повторив, Бутурлин вдруг улыбнулся. — Не только не запомнишь, но и не выговоришь. Ладно, завтра придется наведаться. Обязательно, да!

Свободного художника, господина Эрика Нилссона Аспегрена (точно — не выговоришь!) дома, увы, не оказалось, о чем и поведала вышедшая к неожиданному визитеру вдова. Еще достаточно молодая, лет тридцати, госпожа Шредер — так звали сестру художника и гравера — поглядывала на Бутурлина с нескрываемым женским интересом, так что Никита Петрович уж подумал было… однако припомнил вдруг Марго, и…

Эта как-то была не совсем в его вкусе — слишком уж дебелая, пышная, с поистине необъятной грудью и широким крестьянским лицом, мадам Эрика Шредер являла собой тот образец женской красоты, что так ценили великие художники Возрождения, картины которых лоцман видел лишь мельком.

— А вы, наверное, хотите приобрести картину? О, пожалуйста, проходите. Сюда, сюда, наверх… Грета, быстренько свари нам кофе! Э… господин…

— Шеннбранн, Георг Шеннбранн…

Георг Шенбранн — так звали одного знакомого шкипера, ныне уже покойного. Кажется, он был из Нарвы.

— Ах, господин Шенбранн, как хорошо, что вы зашли. Может быть, останетесь отобедать?

— С большим бы удовольствием, моя госпожа! Однако же, увы — время. У меня очень уж много дел. Вот, если на той неделе…

— Обязательно приходите, господин Шенбранн! Я вас буду ждать. Так вы выбрали картину?

— Да, вот эту возьму… И вот ту… И вот…

Дабы не вызывать подозрений при покупке картин, Бутурлин приобрел сразу три — один натюрморт и две гравюры. Конечно же, одна из них — с крепостью Ниеншанц! Все, как полагается — четырехугольником, с бастионами и пушками. Как есть!

Говоря вдове о некоем важном деле, Никита Петрович нисколечко не кривил душой. Именно сегодня его пригласила на обед та самая брюнетка, Марго, с которой он… Ах, Марго, Марго, забыть ли тот луг, ромашки, клевер?

Кстати, в крепости служил не только несостоявшийся жених девушки, но и два ее кузена. Один — простым солдатом, а другой — офицером. Кого-то из них Маргарита обещала позвать, познакомить. Не очень, правда, хотела, но Бутурлин уговорил. Мало ли, удастся что-то важное вызнать, в таком деле лишних свидетелей нет.