было, остались только брошенные складные стулья, коробки, щенки и котята. Одна коробка перевернулась, котята расползлись по снегу. Казалось, люди только чудом не наступали на них. Саша побежала к котятам, упала на землю и стала сгребать их под себя.

– Ты куда? Задавят! Задавят ведь! – орала истошно мама, пытаясь оторвать Сашу от земли, но та упиралась. – Да затопчут! – крикнула мама и со всей силы дернула Сашу за руку.

С рынка неслась на них большая толпа. Саша вырвалась от мамы и стала собирать пищавших, расползавшихся в разные стороны котят. Пять котят, совсем маленьких. Они брали Василису здесь же, на рынке, когда ей был месяц, – эти еще меньше. Мимо бежали люди, задевая их своими пальто, шубами, сумками, один раз Саша упала. Мама не выдержала, теперь уже по-настоящему дернула Сашу и потащила за собой. Саша успела заметить, как высокий мужчина в пушистой меховой шапке на ходу подхватил котят и побежал дальше с коробкой в руках.

– Афганцы! – кричала через дорогу какая-то тетка, видимо, она только сейчас поняла, в чем дело.

Они с мамой бежали до самой остановки, забыв уже про валенки с сапогами. Саша даже не хотела про них напоминать. Лучше она так же привяжет к подошве картонку, чем вернется на рынок. И мама не вспоминала. Они вскочили в подъехавшую как раз «семерку» и доехали до ГАИ. Там им повезло: сразу же вывернула из-за угла их «единица», и они в нее влезли – в выходной давки не было. Саша даже ехала на отдельном сиденье. Штаны были мокрые, и ноги тоже промокли. Она смотрела в окно на огромные трубы ТЭЦ, на чистый, не затоптанный снег, на девочек, которые шли с мамой в красивых розовых сапожках. Смотрела на эту тихую, теплую, почти уже праздничную зиму и понимала, что никогда не перестанет думать про тех котят. И про того мужчину, который их подхватил. Куда он их понес? Добежал ли? Она вспомнила: на нем тоже были такие ватные штаны. И расстегнутая какая-то куртка. Вроде бы кровь на лице. И как будто даже мелькнула на груди маленькая красная звездочка. У нее есть такая. Мама еще в садике рассказывала, что в семь лет Саша станет октябренком. Их будут с цветами принимать на линейке в октябрята, выдадут значки и специальные задания. Всех приняли во втором классе, в сентябре. А Сашу не успели, ей не было еще семи лет. Сказали ждать до третьего класса. Потом их разделили на группы – октябрятские звездочки. И повесили график дежурств. По нему они мыли пол в классе и вытирали доску. У Саши не было значка, но она дежурила вместе со всеми в группе с Анькой, Лилей и двумя мальчиками. Так никто из них и не понял, зачем давали значок. Баба Лиза, когда Саше в третьем классе, уже накануне восьмилетия, наконец вручили звездочку, поздравила ее с получением значка полотера, потому что октябрята мыли пол в классе и вытирали доску.

А еще они песню выучили. Там были такие слова:

Мы – октябрята,

Нет дружней ребят,

На рубашках звездочки

Весело горят.

Ждет нас путь чудесный,

И в простор небесный

По сто раз за вечер

Смотрит наш отряд.

Мама говорила, что потом Сашу примут в пионеры. И даже заранее купила галстуки. Пришла как-то домой с туфлями на вырост и несколькими красными галстуками. Сказала, что они тоже скоро пропадут, а Саша очень неаккуратная, будет свои галстуки терять и портить. Звездочку ей дали в сентябре, а с первым снегом убрали из класса плакат, на котором были перечислены октябрятские обязанности. Алевтина Юрьевна объявила об этом таким голосом, будто все они, ученики 3-го «А», провинились перед нею лично за то, что им теперь можно не носить звездочки. После уроков Саша подошла к ней, долго мялась, но потом через страх спросила, будут ли их принимать в пионеры. «Отпринимались!» – зло ответила учительница. Тем же вечером Саша достала один красный галстук и, прорезав в нем дырки под шею и руки, сделала кукле платье.

– На следующей выходим, – толкнула ее в автобусе мама.

Надо же, как быстро приехали. Саша затянула потуже шарф, надела варежки. Конечно, афганцам звездочки не за мытье полов дали. Но за что именно, она не очень понимала. И почему они мало отличались от октябрятских значков, тоже неясно. Она недавно ездила с Анькой и ее родителями на другой рынок, где они торговали. И там тоже видели афганцев. Тоже со звездочками. Правда, те не дрались, а просто стояли. Анька предположила, что все значки афганцам отдали, и октябрятам теперь не хватает, поэтому их отменяют. Это, конечно, вряд ли. Но в том, что эти события как-то связаны, Саша не сомневалась.

– Наша! – сказала мама, когда автобус начал тормозить.

Они спокойно вышли. Без давки и очереди. Давно на их Лесобазе такого не было.

– На работе все или гриппуют, – пояснила мама. – Дома сидят, болеют. Мы одни здоровые.

Она взяла Сашу за руку, и они пошли домой. Нужно было поторапливаться. Скоро начнет темнеть. А им еще надо пообедать и потом идти к Ирме Александровне мыться. У них воды дома нет. Утром мама натаскала воду с колонки, пока Саша еще спала. Целая бочка, хватит. А у Ирмы Александровны вода есть.

Во дворе бегали дети, но все были или незнакомые, или те, с кем Саша не играла. Рыжий парень из другого двора. Он приходил иногда к ним в городок неизвестно откуда и подолгу загуливался. Алсушка бегала с такими же взрослыми девочками. Остальных Саша не знала. Не было Светки Пащенко, она вообще мало стала гулять. Соседки Таньки тоже не было – ее увезли в Курган на праздники, там у нее в Кургане второй папа. Надо же – сразу два папы! Может, Саша бы и отпросилась гулять, но играть было не с кем. Она взяла маму покрепче за руку и шагнула в подъезд. Там было светло! Ну и день… И автобусы пустые, и свет горит на всех этажах. Это ей за афганцев и страх. Бывает такое, когда натерпишься чего-нибудь страшного, а потом Лесобаза у тебя словно прощения просит. Будто ей стыдно.

По светлой лестнице и ярко освещенному зеленоватым светом коридору – лампочку покрасили зеленым – они быстро дошли с мамой до своей двери. На этаже болтала с какой-то женщиной мать Димки-рахитика. Обе в одинаковых тапках и халатах. Спокойно,